На главную Библиография Гастона Леру

Гастон Леру
"Двойная жизнь Теофраста Лонге"
(1903)

Перевод и комментарии М. М. Кириченко

Вернуться к содержанию

ГЛАВА XXXVII
О том, какая хитрость позволила господам
Мифруа и Лонге вырваться из катакомб

В своём рассказе я ничего не скрываю от читателя, и он, без сомнения, уже догадался, какая свобода нравов царила в обществе Тальпа́. Брак был для них доисторическим институтом. О нём говорили лишь с усмешкой, воспринимая его как нечто чудовищное и недостойное человеческого состояния; в его существование даже не особо и не верили, относясь как к одной из легенд из священных книг.188 В противоположность остальным народам, благоговейно почитающим сакральные тексты как основу всего, народ Тальпа́ вспоминал о своих глиняных табличках только лишь для того, чтобы позубоскалить над ними — так, как мы смеёмся над сказками Матушки Гусыни.189 Но, несмотря на все шутки, они постоянно сохранялись в их памяти — правда, тем парадоксальным образом, что Тальпа́ постоянно поступали противоположно тому, что и как было в них предписано.
Итак, брака у них не было, его заменяла самая свободная, какую только можно представить, форма сожительства. Однако не редкостью были и пары, чьи отношения длились с юношеских лет до самой смерти. Но наряду с живительными примерами таких союзов, скреплённых немыслимой для надземной жизни верностью, наш квази-добродетельный комиссар полиции неоднократно наблюдал (и этим был поражён), как окружающие с поразительной лёгкостью и в самых разнообразных формах обменивались самыми многообещающими поцелуями.
Но это удивляло одного лишь его. «Что до господина Теофраста Лонге, — пишет Мифруа, — то он, казалось, забыл обо всём, что связывало его с поверхностью. В то время как я смирялся с чрезмерными, хотя и оригинальными, фантазиями дамы де Монфор, которым сопротивлялось всё моё тело, Теофраст погряз в не знающем стыда и сдержанности распутстве. Когда в моменты просветления он появлялся предо мной с запавшими от бессонницы глазами, обрюзгшим лицом, хлопал себя ладонями по ляжкам, приговаривая "Да они тут шикарно живут, в катакомбах!", я испытывал чувство гадливости. Пожалуй, я не найду другого слова, чтобы передать своё отвращение; именно гадливости.190
Более всего меня поражало то, что между женщинами Тальпа́ самого добродетельного и самого лёгкого поведения было невозможно определить и установить какую-либо разницу. Все они жили на одну ногу и одинаково пользовались уважением окружающих. Первых вовсе не удивляла любовная фривольность вторых, а те, в свою очередь, не спешили восторгаться добродетелью первых. Всё происходило в соответствии с их привычками и темпераментом, никто не следил за ближним. По моему мнению, этим и объясняется то, что связанные с проявлениями чувств конфликты тут были сведены к полнейшему минимуму. Как мне сказала дама де Монфор, никто не является чьей бы то ни было собственностью, ни у кого не возникает даже мысли о возможности обладать правами на кого-то. Идея брака, производная от идеи собственности, эта идея семейной собственности самым фатальным образом в наших обществах распространила идею собственности и на свободную любовь; но у народа, который, как Тальпа́, не признаёт права собственности ни на вещь, ни на человека, никто никому ничего — включая и свою собственную личность — не должен, о понятии "украденной любви" (которая у нас является основной причиной всех конфликтов на основе чувств) никто даже не подозревает, она, я бы сказал, невозможна, как и все другие кражи.
Стоит ли говорить, насколько такие теории подрывали во мне инстинкты социальной порядочности комиссара полиции, насколько вид столь радикальной дезорганизации потрясал мой рассудок?
— Но наконец, — вскричал я, — есть же дети! Кто их воспитывает, если у них нет законных родителей? Никак не государство, у вас же его нет! Ваш город должен кишеть брошенными детьми, если только вы не топите их в озере, как китайцы!
Она отвечала, что избытка в детях нет и быть не может. Дети — это величайшая радость, и те, кто бездетен, умоляют многодетных женщин уступить им одного или двух. Поэтому окружающие стремятся ухаживать за беременной в надежде, что у неё родится двойня.
Я спросил её, какое образование они получают. Она ответила, что это не обязательно, и единственным видом образования является обучение профессии. Лишь молодые люди, щедро наделённые воображением, получают общее образование у известных мечтателей и мыслителей, тех, которых ежедневно можно встретить на скамейках в публичных местах. Это позволит молодым людям в дальнейшем слагать бессмертные стихи. Но подавляющее большинство детей предпочитает получать ремесло сапожника, каменщика, портного, и затем они c гордостью создают свои шедевры — дома, одежду, сапоги.
Меня уже тошнило от этой мягкотелой глупости.
— Вам повезло, — сказал я, — что вас всего лишь двадцать тысяч, потому что будь вас миллионов тридцать, то посмотрел бы я, что осталось бы от вашей дезорганизации! Да вы бы за неделю сорганизовались!
Она отвечала мне, что под землёй обитают не двадцать тысяч, но триста девяносто миллионов триста шестьдесят четыре представителя её племени, и даже более; но это ничего не меняет в принципе. Все объединены в ячейки по четыреста человек, и каждая из них имеет общественную площадь, место собраний, на котором обсуждаются общественные дела ячейки. Ячейкой больше, ячейкой меньше — при общем принципе дезорганизации им это было безразлично. А затем она добавила, что места собраний в действительности не используются, поскольку, если не считать строительства мостов или водостоков, что происходит раз в пару столетий, у них нет никаких общественных дел.
Не могу вам даже передать, насколько меня поразили её последние слова. Тут появился Теофраст, и я попытался донести до него моё отвращение по поводу пребывания среди людей, не знакомых с общественной жизнью.
Теофраст ответил что он, напротив, никогда доселе не был столь счастлив, и здесь он может забавляться и поддразнивать Картуша, чья бесполезная душа наконец-то оставила его в покое, о чём наверху он мог лишь мечтать.
Прошли две недели нашей жизни у Тальпа́. Меня начали утомлять их розовые рыльца, одежды из крысиных шкур и молчаливые концерты. Я решил покинуть их город — и начал уже готовиться к осуществлению этого плана, как вдруг узнал от дамуазель де Куси (дама де Монфор к тому времени уже оставила меня и ушла к Теофрасту), что на площадях принято решение не отпускать нас до того, пока все двадцать тысяч Тальпа́ не смогут ощупать наши лица — дабы после каждый мог проникнуться отвращением к самой идее подняться на поверхность земли, в те места, о которых говорят священные книги.
Каждое из наших лиц в день должно было предъявляться десяти Тальпа́, то есть дневная норма составит двадцать человек. На тысячу потребуется пятьдесят дней, а на все население города — тысяча дней. Перспектива провести три года в глубине катакомб совершенно не привлекала, несмотря на присущую Тальпа́ чистоту рук и ухоженность ногтей.
Теофраст, напротив, считал, что три года — это не так уж и много, и заявлял, что готов вырвать себе глаза, чтобы не отличаться от окружающих.
Побыть в одиночестве нам никогда долго не удавалось. В самый неожиданный момент чьи-то пальцы вдруг лезли тебе в нос или глаза.
И тогда в мою голову пришла спасительная мысль использовать мои таланты скульптора и вылепить из глины две маски, изображающих рыльца Тальпа́. Глина была у нас под ногами, прикрытая свежевыделанными шкурами крыс. Я надел одну из них, а затем, делая вид, что хочу помочь Теофрасту в его страстном желании стать Тальпа́, налепил ему на лицо вторую. Это его сильно повеселило, в особенности после того, как несколько встреченных по дороге Тальпа́ провели по нашим лицам пальцами, но не распознали подлога.
Когда он перестал смеяться, Тальпа́ вокруг уже не было. Моя признательная душа вознесла молитвы Высшему существу.191 Перед нами вновь открылось великое безмолвие катакомб. Я предусмотрительно прихватил в путь несколько банок консервированных грибов, что позволило нам идти пять дней подряд, по истечении которых мы оказались в оссуарии, на празднике, устроенном нашими цивилизованными192 современниками с поверхности. Мы были спасены!»

______________________________________________
188 Т. н. "либертианство", т. е. свободное отношение к вопросам пола и брака характерно для всех писателей-утопистов и социальных мыслителей 18-19 веков. Что, наверное, естественно, ведь, потратив массу времени и сил на прогнозы относительно новых видов производственных отношений, они не могли не реформировать самым демократическим образом главный вид производства — производство людей. — Прим. перев.
189 "Сказки моей матушки Гусыни, или Истории и сказки былых времён с поучениями" — под этим названием Шарль Перро в 1697 году издал сборник сказок. В него вошли произведения, сегодня известные каждому: "Золушка", "Кот в сапогах", "Красная Шапочка", "Мальчик-с-пальчик", "Подарки феи", "Рике-Хохолок", "Спящая красавица", "Синяя борода". Они являлись пересказом народных сказок, но в конце содержали — о чём современный читатель, как правило, не знает — стихотворное "моралите" ("Мораль сей басни такова..."). Это резюме-поучение выводило сказку на несколько иной уровень абстракции; скажем, моралите "Красной шапочки" сообщало молодым читательницам, что в современном мире много опасных волков, стремящихся красноречием соблазнить молоденьких девушек, и те должны помнить об этом и пуще всего беречь свою честь... — Прим. перев.
190 Не будем удивляться тому, что выглядевшие в глазах народа Тальпа чудовищами гг. Мифруа и Лонге пользовались, тем не менее, успехом у их представительниц прекрасного пола. Не так давно в мюзик-холлах мы могли наблюдать выступления говорящего шимпанзе, который, если верить галантным хроникам, даже у самых недоступных красавиц столицы стяжал самые яркие проявления признательности. Яркие настолько, что в итоге он умер! — Прим. Г. Леру.
(Кого именно из популярных дам того времени подразумевает Леру в этом уничижительном примечании, осталось неизвестным). — Прим. перев.
191 Культ Высшего существа (Être suprême) активно внедрялся в период Великой французской революции в рамках общей политики дехристианизации. Истинные мотивы авторов неизвестны; одни видят в попытке внедрить в массовое сознание понятие предельно абстрактного Бога продолжение линии деизма, другие — попытку привести французский народ de-facto к одной из форм масонства. Третьи усматривают в этом попытку создания атеистического общества путем прохождения нескольких этапов всё нарастающего "безбожия", четвёртые полагают, что в основе лежит прагматизм политической борьбы и стремление сломать хребет католической церкви. В любом случае, идея отложилась достаточно плотно, раз полтора века спустя Мифруа взывает к данному персонажу. Эту фразу Леру, по-моему, включил с целью дополнительной характеризации героя как существа рационального и тяготеющего к традициям Века Просвещения. — Прим. перев.
192 Прилагательное "цивилизованный" явно употреблено в качестве насмешки, поскольку веселье на костях вряд ли у кого может вызвать уважение. Тем не менее у отдельных представителей той эпохи устройство пикников в окружении скелетов и в целом панибратско-амикошонское отношение к покойным было весьма распространённым явлением — см. приводимую в следующей главе карикатуру из журнала той поры. — Прим. перев.