На главную Библиография Гастона Леру

Гастон Леру
"Двойная жизнь Теофраста Лонге"
(1903)

Перевод и комментарии М. М. Кириченко

Вернуться к содержанию

ГЛАВА XVII
В которой предпринимается попытка убить Картуша,
сохранив жизнь Теофраста Лонге, и операция оказывается
много сложнее, чем предполагалось ранее

В окованной шкатулке из заморского дерева хранилось, помимо мемуаров г-на Лонге, немало и других бумаг. Они помогли мне проследить в мельчайших деталях все перипетии его ужасного приключения. Среди них, отобранных для описания этого странного случая самим господином Лонге, наиболее важным мне представляется отчёт, подписанный господином Лекамюсом. Он повествует о той ужасной операции, которой г-н Элифас де Сент-Эльм де Тайебург де ля Нокс счёл необходимым подвергнуть нашего друга Теофраста. Предоставляю слово г-ну Лекамюсу:
«Дикая и скоротечно развернувшаяся пред нами сцена, — рассказывает Адольф, — могла бы, не будь с нами острого ума г-на де ля Нокса, завершиться ампутацией левого мизинца г-на Лонге. Она наглядно доказала: кровавое воображение Картуша настолько захватило мозг этого честного человека, моего лучшего и надёжнейшего друга, что единственным избавлением от этих несчастий нам казалась смерть Картуша.
Г-н де ля Нокс более не колебался. Вотще он прибегал к доводам Разума, хотя в какой-то момент нам казалось, что успех близок. Операция стала неизбежной. Мадам Лонге сделала несколько замечаний, на которые ей никто не ответил. Что до Теофраста, спрашивать его мнения было бесполезно. Впрочем, г-н де ля Нокс уже устремил на него свой взгляд, сопротивляться которому никто не в силах.
Теофраст испустил несколько вздохов, и его начала колотить сильная дрожь. Но как только г-н де ля Нокс вскричал: "Картуш, я тебе приказываю спать!" — он моментально упал на стоявшее сзади кресло и сделался недвижим. Дыхание его было таким слабым, что мы даже не могли понять, жив ли он.
Операция по умертвлению Картуша начиналась. Некоторые известные примеры подсказывали мне, что она будет тяжёлой, поскольку всегда есть риск при попытке убить реинкарнированную душу, то есть отбросить в Ничто прошлого ту часть Индивидуальности, то мимолётное проявление нашего вечного Я, которое было ранее кем-то и которое нынче нас преследует, мешая жить в мудрости нашего НАСТОЯЩЕГО, так вот, при этом всегда есть риск убить вместе с реинкарнированной душой (говоря обычным языком), также и тело, в котором она возродилась. Сейчас мы должны были попытаться убить Картуша, не трогая Теофраста, но над ним также нависла угроза смерти. Это заставляло нас сильно волноваться.
Понадобился весь авторитет, знания и хладнокровие г-на де ля Нокса, чтобы хоть немного успокоить меня в этих сложных обстоятельствах. Я доверился г-ну де ля Ноксу, этому самому фундаментальному и самому чудесному уму нашей эпохи (смотри его работы по "Сефер" Моисея и о происхождении языков, в которых выводы, основанные на тройственном изучении еврейской "Берешит", китайской "И-Цзин" и санскритских Вед, оставили далеко позади себя метания Фабра д'Оливе,114 повторённые Куром де Жебеленом115)... Добавлю также, что г-н де ля Нокс обладает абсолютной волей, самой довлеющей, какая только существовала в мире со времён Жака Моле,116 которому он наследовал в высших исканиях Ордена и в секретах тамплиеров.
Также могу упомянуть безупречность доказательств в его последнем трактате "Психическая хирургия", а также его математические штудии в "Астральном скальпеле". Я перечислил все основания моего доверия г-ну де ля Ноксу, чтобы с порога отвергнуть все возможные обвинения в том, что я позволил ему применить к моему лучшему другу крайне жестокие методы лечения. Наконец, криминальные выходки г-на Лонге, первыми жертвами которых стали уши г-на Петито, заставляли меня предполагать такие катастрофы и в будущем; поэтому я был склонен рассматривать операцию по уничтожению Картуша как благо не только возможное, но и вполне реальное, не чреватое значительным риском.
Что касается мадам Лонге, её вера в г-на де ля Нокса была столь полной, что сперва она ограничилась лишь несколькими робкими замечаниями, да и то лишь для того, чтобы в моральном плане снять с себя ответственность, казавшуюся ей чрезмерной. И, кроме того (не вижу, почему бы об этом не сказать), сама мысль о том, что ей довелось спать с Картушем, внушала ей ужас (из-за которого я долго утаивал от неё прежнюю криминальную сущность супруга) и заставляла желать его смерти.
Г-н де ля Нокс знаком велел мне взять уснувшего Теофраста за ноги. Сам он подхватил его подмышками, и мы, вместе со следовавшей за нами мадам Лонге, перенесли его в подвал, где находилась лаборатория, день и ночь освещаемая газовыми фонарями неизвестной мне природы, испускающими шипение и широкие красные языки пламени.
Мы уложили Теофраста на брезентовую складную кровать, и г-н де ла Нокс в загадочной неподвижности созерцал его более четверти часа. Мы молчали.
Вдруг до нас донеслась прекрасная мелодия. То была молитва г-на де ля Нокса. Из какой ангельской музыки и внеземных вибраций, из каких звуков звёздной славы и торжествующей любви состояла эта молитва? Сможет ли кто-либо её повторить и воссоздать? Известен ли вам великий маэстро Искусства и Звука, который может объединить мимолётные элементы этого ароматного бриза весны, что под первыми листьями накануне смены времён года заводит свою песню, пронизанную надеждой и вечной жизнью?117
Могу лишь сказать, что эта молитва начиналась примерно так: "О вечный Эон,118 сперва ты был Молчанием, вечный Эон, источником Эонов! Тебе подобно, в молчании пребывала и источник любви Эонуйя, вы созерцали друг друга в необъяснимом единении, о Эон, начало Эонов, о Эонуйя, источник любви, плодородный источник, которым порождена Вселенная! Сперва ты был Молчанием, источник Эонов!"
Когда молитва завершилась, г-н де ля Нокс взял Теофраста за руку и молча отдал ему команду. Он говорил, не раскрывая рта. И поскольку он расспрашивал больного единственно посредством своего властного ума, то лишь по ответам погружённого в сон Теофраста я могу догадываться о сути заданных им вопросов.
Без усилий и напряжения Теофраст произнёс:
— Да, я вижу... Да, я....
— ...
— Я — Теофраст Лонге...
— ...
— В квартире на улице Жерандо...
Г-н де ля Нокс обернулся к нам.
— Операция идёт неважно, — сказал он, приглушая голос. — Я усыпил Картуша, а отвечает мне Теофраст. Он заснул в НАСТОЯЩЕМ. Не стоит его подталкивать, это может быть опасным. Я сейчас проведу его, чтобы он не пугался, по СЕГОДНЯШНЕМУ ДНЮ.
Опять раздался голос Теофраста:119
— Я на улице Жерандо, в квартире, что этажом выше моей. Я вижу, на кровати вытянувшись лежит человек без ушей. Перед ним женщина, брюнетка... Она красивая и молодая... Её зовут Регина.
— ...
— Эта молодая и красивая женщина по имени Регина говорит безухому: "Господин Петито, если в ближайшие сорок восемь часов вы не сможете предоставить мне ту небольшую поддержку, на которую я, как полагаю, имею право рассчитывать, то вы больше никогда не увидите меня и не услышите "Венецианский карнавал". Это верно как то, что меня зовут Регина, как то, что я молода и красива, как то, что у вас нет ушей. Когда я выходила за вас замуж, господин Петито, вы меня низко обманули в отношении как своего состояния, так и ума. И что же? О вашем состоянии, господин Петито, я слишком хорошо осведомлена. Мы уже пропустили два платежа за квартиру, и нам придётся прятаться от швейцара, если только мы не покинем её навсегда из-за того, что произошло с вашими ушами... Так вот, ваше состояние основывалось на надеждах, которым не суждено было сбыться, а ваш ум, как и ваше состояние, оказался совсем не тем, чем обещал быть. В моём возрасте, господин Петито, когда ты молодая симпатичная брюнетка, которую к тому же зовут Регина,120 трудно отважиться на нищету. Я не могу пройти голой по улицам,121 господин Петито, но мне кажется, что вы хотите подтолкнуть меня к такой бесстыдной крайности, ведь вот уже месяц, как я не могу заплатить и одного су моей швее. Господин Петито, я с вами разговариваю серьёзно и жду серьёзного ответа. Что вы намерены предпринять, господин Петито?.."
Господин Петито отвечает: "Моя дорогая Регина, не мешайте мне! Дайте мне спокойно продолжить поиски тех сокровищ, которые наш глупец-сосед неспособен извлечь из земли".
— ...
— Глупец, — доносится голос спящего Теофраста, — это Картуш.
Господин де ля Нокс повернулся к нам.
— Я ждал этих слов, — сказал он, — чтобы заставить его покинуть СЕГОДНЯШНИЙ ДЕНЬ! Молитесь, мадам, молитесь, друг мой. Час пробил. Я начинаю испытывать волю Бога.
И тогда он заговорил, начал отдавать команды, и было невозможно — о, поверьте мне, совершенно невозможно — не подчиниться его голосу.
— Картуш, — произнёс он, воздев с невероятной величественностью руку над кроватью, — Картуш, что делал ты в 10 часов вечера ночью 1‑го апреля 1721 года?
— Первого апреля 1821 года в 10 вечера, — без запинки отвечал Теофраст, — я постучал в дверь кабачка "Королева Марго" двумя ударами. До этого на меня напали, и я даже не думал, что после смогу так легко добраться до улицы Скобянщиков. Но я загнал лошадь французского гвардейца, она пала у подножия Нотр-Дам. Мне удалось сбить со следа преследователей... В "Королеве Марго" Патапон, Гателяр и Чёрная Морда... С ними Прекрасная Молочница. Я рассказываю им обо всём — и говорю, что подозреваю Добряка и, может быть, Марию-Антуанетту в том, что они насвистели про меня шпикам. Все протестуют, но я перекричал их. Они замолкают. Я говорю, что решил сам разбираться с теми, кто даст повод для подозрений... Прекрасная Молочница говорит мне, что по виду я не жилец... Да, правда, я не жилец... Но кто в этом виноват? Все меня предают. Я не могу две ночи подряд провести в одном и том же месте. Где то время, когда весь Париж был на моей стороне? Где тот день моей свадьбы с Марией-Антуанеттой Нерон, когда под вывеской "Малой печати" кабатчика Биго с улицы Пригород Сент-Антуан, мы пели хором, и в воздух летела песня, которую так любил мой лейтенант Камю:

Прекрасная мельничиха,
Твоя мельница так хороша,
Так давайте пить за этим столом,
Пока нас не потащили в суд.


Мы ели в тот день куропаток — а их не подавали тогда и за королевским столом — и пили шампанское. Моя прекрасная Мари любила меня тогда. Со мной были мои дядюшка и тётушка Тантон, которые торговали свечами на улице Бретань. И что же? То счастье было 15 мая прошлого года, а сейчас!


Замок Шатле

Где нынче мой дядя Тантон? Сидит в Шатле.122 А его сын? Месяц назад я вынужден был его убить, чтобы он не выдал меня! Всё случилось так быстро! Один добрый выстрел из пистолета на Монпарнасе, и его тело осталось там под кучей навоза... Мне нужно было удостовериться в его молчании... Но скольких ещё придётся убить? Скольких надо убить, чтобы быть уверенным в молчании всех? Клянусь потрохами мадам Фалари! Я был вынужден убить лучника Пепина и полицейского чиновника Юрона, которые однажды вечером гнались по городу за моей светло-коричной курткой, и пятерых лучников, тех бедолаг, что я убил на улице Мазарини... У меня до сих пор перед глазами эти пять трупов... Но ведь я не злодей! Я бы так этого хотел — никому не причинять зла... Всё, что мне хотелось бы, — пусть мне дали бы спокойно продолжать полицейскую службу в Париже, во имя всеобщей безопасности. Моя совесть мне нашёптывает, что не простит мне смерти Жана Лефевра.123 Да, теперь я уже не жилец, но это оттого, что я слишком хотел жить!
После всего того, что только что произошло, — продолжал Теофраст в своём гипнотическом сне, — когда я чудесным образом, несмотря на предательство своих и все потуги шпиков, сумел избежать грозящей мне опасности, я уже не скрывал от Гателяра и Чёрной Морды, что я готов на всё... Я это повторяю, зная, что Молочница расскажет про мои намерения... Я оставляю их там, распахиваю дверь "Королевы Марго", вижу, что на улице Ферронери ни души, и спешу прочь.
Даже Магдалене, с которой я сталкиваюсь под стенами кладбища Невинных, я не могу сказать, где проведу ночь. Спать мне придётся, как какому-то вору, в дыре на улице Амело.124 Дождь льёт вовсю».

Г-н Адольф Лекамюс, которому мы обязаны этим повествованием, в своих записках отмечает, что он прилагал все усилия для того, чтобы наиболее верно передать фразы, срывавшиеся с уст Теофраста в его гипнотическом сне. Но, добавляет он, передаче не поддаётся модуляция этих фраз, их странный тон, остановки и заминки, резкие ускорения и горестный тон. Наконец, есть и то, что он совершенно не берётся описывать, а именно — лицо Теофраста. Временами оно выражало гнев, иногда презрение или самую невероятную дерзость, временами ужас. Г-н Лекамюс, знакомый с портретом Картуша, утверждает, что наступали странные мгновения, когда внешне Теофраст становился на него похож. Впервые это он заметил, когда Теофраст поведал слушавшим его сон о том, как, оставив улицу Скобянщиков, он двигался к улице Амело.
«Вот он проходит близ кладбища Невинных125 и встречает там Магдалену, которую ещё именовали Больё. Дождь льёт как из ведра, ночь мрачна, и улица выглядит зловеще. Неожиданно на лице Теофраста проявилось ранее небывалое выражение, которое я не берусь описать, — на нём одновременно читались и дикая радость, и поразительное отчаяние.
Г-н де ля Нокс, наклоняясь над кроватью, повелительным тоном спросил:
— Что происходит, Картуш?
Теофраст не ответил, а прохрипел:
— Я ТОЛЬКО ЧТО УБИЛ ПРОХОЖЕГО!»126

Операция продолжалась, или, как объясняет г-н Лекамюс, скорее это была подготовка к операции, г-н де ля Нокс понемногу начал подводить Картуша к дню его смерти. Перед тем как заставить его прожить собственную смерть, было необходимо, чтобы он хоть немного прожил собственную жизнь. Именно эта причина заставила г-на де ля Нокса отправить Теофраста в Картуша времён апреля 1721 года.
Последующие минуты, признаётся г-н Лекамюс, были ужасны для всех и болезненны для Картуша. Ему пришлось заново пережить закат своей карьеры, прерванной тем, что он вспоминает сейчас: предательством одного из его лейтенантов и невероятным остервенением полиции.
До начала описания сцены пытки рассказ г-на Лекамюса вовсе не занимателен и не сообщает нам ничего нового, подтверждая известные исторические факты. Действительно, вряд ли стоило спускаться в лабораторию г-на де ля Нокса, чтобы уточнять детали сенсационного задержания Картуша и препровождения его в Большой Шатле. Я напомню лишь некоторые. В Регистре королевских указов (lettres de cachet127) мы находим запись: "Указом от 16 мая 1721 года повелевается схватить и арестовать человека, именуемого Картушем, за убийство господина Юрона, лейтенанта Короткого плаща,128 а также за соучастие в убийстве арестовать человека, именуемого Тантон, а также Картуша-младшего, именуемого Луизон, дворянина, именуемого Кракёр, и Фортье, носящего кличку "Муши". На полях напротив имени Картуша одно слово: "Исполнено".
Отдать такой приказ было легче, чем выполнить. Только 14 октября предательство дало свои плоды, о которых мы можем узнать из рапорта Жана де Кустад, сержанта по особым поручениям при графе де Шабанн, сорока семи лет от роду, из которых на службе он провёл двадцать семь.
Г-н де Кустад взял с собой 40 человек и четырёх сержантов, отобранных Дюшатле (лейтенант Картуша, предавший его, сам бывший ранее французским гвардейцем. Ему была обещана жизнь). Эта небольшая армия переоделась в гражданское и, пряча под одеждой оружие, с великой скрытностью окружила дом, указанный Дюшатле. Было чуть более девяти вечера, когда они прибыли к кабачку "У Пистолета", который Герман Савар и его жена держали в районе Куртий, на Труа Борн. Савар курил на крыльце свою трубку. Дюшатле спросил его:


Гравюра из книги
"Картуш, король воров..."

— Наверху кто-нибудь есть?
— Нет.
Тогда Дюшатле сказал:
— Эти четыре дамы там?
Савар, ждавший этой фразы, ответил:
— Поднимайтесь!
Сказав это, Савар посторонился, и отряд проследовал внутрь. Они шли на приступ Картуша, как армия идёт на взятие укреплённого форта.
«Когда мы поднялись в комнату наверху, — описывает произошедшее Жан де Кустад в своём рапорте, — мы обнаружили Баланьи и Лимузена распивающими вино около камина. Гайяр был уже в кровати, а Картуш сидел на ней, латая свои штаны. Мы бросились на них. Наше нападение было настолько неожиданным, что у них не было времени на сопротивление. Картуш был связан надёжными верёвками, и мы отвели его сперва к господину государственному Военному секретарю, а затем, как только получили приказ, отконвоировали пешком в Большой Шатле».
В действительности всё происходило не так просто, как рассказывает г‑н де Кустад, но финал был именно таков. Картуш обладал, несмотря на свой небольшой рост, незаурядной физической силой, и одолеть его, привязав к столбу, нападавшие смогли лишь после настоящего сражения. Наконец, приняв все меры предосторожности, Картуша затолкали в карету. Он был в одной рубахе (поскольку у него не было возможности надеть те брюки, что он чинил). В ответ на грубые удары он сказал: "Осторожнее, друзья мои, вы меня раздражаете". Он сохранил самообладание и встретил предавшего его лейтенанта комплиментом по поводу его туалета. Дюшатле, действительно, вышел в тот день в прекрасном, совершенно новом чёрном костюме — в знак траура по Великой герцогине Маргарите Орлеанской, скончавшейся двумя неделями ранее. По дороге, когда телега едва не раздавила какого-то бедолагу, Картуш произнес одну из своих любимых фраз: "Надо поберечься колеса!"


Арест Картуша

К воротам Шатле он подошёл в окружении помпезного эскорта. Парижане выбегали навстречу и кричали: "Это Картуш!" — впрочем, без особой уверенности. Они уже были столько раз обмануты! Но по-настоящему они признали его лишь тогда, когда офицер эскорта ткнул арестованного тростью. Арестованный тут же обернулся и с самым мирным видом левой ногой нанес обидчику такой удар в лицо, что офицер с жутким грохотом провалился в отверстие ливнёвой канализации, к несчастью оказавшееся рядом. Публика зааплодировала, ведь у нас любят преступников, когда они уже арестованы.
В тюрьме Большого Шатле, в ожидании процесса, Картуш принимал визиты самой изысканной публики. Регент не счёл за труд явиться, дабы выразить ему своё сожаление по поводу его печального положения, но интересы государства, добавил он при этом, накладывают на него обязательства. Куртизанка Эмилия и жена маршала де Буффлера поочередно оказывали узнику всяческие мелкие услуги. Мадам де Фалари явилась к нему пожаловаться, что мадам де Буффлер не вернула ей её кольцо, и Картуш пообещал сказать об этом мадам де Буффлер, если у него будет на это время.
Он ни в чём теперь не знал отказа. У него было право на три небольшие бутылки вина в день. Никогда ранее он не был настолько моден. Не теряя времени, поставили пьесу под названием "Картуш". Легран, её автор, и Квино, исполнитель главной роли, явились к нему с просьбой дать им советы по поводу постановки. Когда же наконец Картуш пресытился всем этим, он начал думать о побеге. Несмотря на тщательное наблюдение, это ему почти удалось. Покинувший свою камеру и спустившийся по сплетённой из соломы верёвке в помещение тюремной мастерской, он был схвачен в тот момент, когда открывал засов последней двери, выходящей на улицу. Было решено, что для такого хвата Большой Шатле недостаточно надёжен, и Картуша, закованного в кандалы, в большой тайне перевели в Консьержери, в самый жуткий закоулок башни Монтгомери.129


Картуш в Большом Шатле


Неудачный побег

______________________________________________
114 Фабр д'Оливе (1768–1825) — французский драматург, учёный и философ-мистик, считавшийся помешанным. "Изучая языки и космогонические системы народов древнего Востока, приобрёл большую эрудицию, но пылкое воображение приводило его к совершенно фантастическим гипотезам... В алфавите он ищет скрытого значения: А, например, является символом могущества, Т — символом природы, разделённой и делимой, и т. д." — Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон. 1890–1907. — Прим. перев.
115 Антуан Кур де Жебелен (1719–1784) — французский учёный, писавший по проблемам гуманитарных и естественных наук, масон, оккультист, астролог. Основал "Bureau de correspondance" для французских протестантов. Известен как автор книги "Первобытный мир" (Le Monde primitif analysé et comparé avec le monde moderne), посвящённой религиозным символам. — Прим. перев.
116 Жак де Моле — последний глава Ордена тамплиеров. Для большинства оккультных и эзотерических учений характерно признание того, что Орден тамплиеров не умер, но сохранил якобы имевшиеся у него секреты и тайные знания, передав их другим организациям. См. "Маятник Фуко" Умберто Эко, "Священная загадка" и др. работы Майкла Бейджента. — Прим. перев.
117 Хочу обязательно отметить, что господина Адольфа Лекамюса я цитирую дословно и, стало быть, сам не имею отношения к этому излиянию фраз, мелодичных до некоей даже чрезмерности. Но в целом их извиняет тот энтузиазм, который г-н Лекамюс испытывает в отношении г-на Элифаса де Сент-Эльм де Тайебург де ля Нокса. — Прим. Г. Леру.
118 Эон (греч. αιών) — первоначально жизненный век, временной отрезок. У Платона означал вечность в противоположность времени. Впоследствии некоторые гностические системы описывали Эон/эоны как духовную сущность. Примерно то же встречаем и в ХХ веке у Юнга (Юнг К. Г. Эон: исследование о символике самости. — М., 2009.) — Прим. перев.


Джон Кольер "Леди Годива"

119 Читателю наверняка понятно, что этот первый опыт, заключающийся в том, что г-н де ля Нокс проводит спящий и подчинённый его воле ум Теофраста по СЕГОДНЯ, то есть современной жизни, является самым заурядным экспериментом. Тем не менее, я всё равно привожу его. — Прим. Г. Леру.
120 Régina (лат.) — королева. — Прим. перев.
121 Леру обыгрывает легенду о леди Годиве, жене правителя города Ковентри в средневековой Англии. Будучи одной из первых правозащитниц своего времени, потребовала у мужа снизить налоги для горожан. Тот, как любой вменяемый управленец, и мысли о подобном не мог допустить. Но, не желая отказывать напрямую, сказал, что исполнит её желание, если она проедется голой по улицам города. А та взяла, да проехала, попросив горожан запереть окна и двери. Из каких источников муж потом платил жалованье солдатам и чиновникам, легенда умалчивает. — Прим. перев.
122 Шатле — небольшой укреплённый рыцарский замок во Франции в Средние века. В Париже такое название носили Большой и Малый Шатле. Большой Шатле служил зданием суда и резиденцией парижского прево, Малый — городской тюрьмой. Первый снесён в начале XIX века, второй — в 1782 году. — Прим. перев.
123 "Записки" Барбье сообщают: "Два или три дня назад на задворках монастыря картезианцев произошло ужасное убийство. Был найден человек, у которого нос был отрезан и вложен в рот, перерезано горло и вспорот живот, из которого вывалились внутренности. Он до сих пор в городском морге (подвал при входе в Малый Шатле). На теле обнаружили записку с надписью, выполненной прекрасным почерком: "Здесь покоится Жан Ребати (rebaty на арго означает "убитый"), который получил то, что заслужил. Те, кто решит поступать как он, могут ждать такой же смерти". Господин Моро, королевский прокурор, написал г-ну Пакому, старшему помощнику командира стражи: "Я убеждён, что Вы разделяете моё мнение о том, насколько важно, чтобы такие преступления не оставались безнаказанными". — Прим. Г. Леру.
124 В 1823 году, когда приступили к очистке ливневой канализации по улице Амело, около центрального входа оказалось некое углубление площадью четыре квадратных метра, напоминающее грот и названное в административном отчёте "Спальня Картуша". Как мы здесь далеки от легенды, представляющей Картуша завсегдатаем "высшего света", арестованным в тот момент, когда он как раз собирался жениться на дочери богатого дворянина! — Прим. Г. Леру.
125 Кладбище Невинных (фр. Cimetière des Innocents) — одно из самых старых и самых знаменитых кладбищ Парижа, получило такое название оттого, что сперва на нём хоронили бедняков, душевнобольных и ещё не крещённых младенцев. В 1780 году по санитарным соображениям кладбище было закрыто, а эксгумированные скелеты — порядка 2 млн — перенесены в катакомбы. В 1786 году на месте кладбища разместили рынок и фонтан работы Жана Гужона, построенный ранее на одном из углов кладбища в 1549 году. — Прим. перев.
126 Последние опыты сотрудников школы Нанси (см. их заявления в ходе процесса Эйро и Габриэля Бомпара) открыли широкое поле для гипотез по поводу внушения криминального плана. В гипнотическом сне возможно убить человека. В нашем случае г-н Теофраст Лонге убивает, пребывая в своём сне двухсотлетней давности, прохожего, с которым он столкнулся у стен древнего кладбища Невинных. Он убивает прохожего двухсотлетней давности, как это полагают г-н Лекамюс и даже г-н де ля Нокс, ведь в своём рассказе Адольф Лекамюс никак не комментирует убийство человека, явно его не интересующего — ведь он умер два века назад. Но я уверен, что в действительности дела обстоят иначе. Осмелюсь ли я это высказать? Думаю, это необходимо. Необходимо, ибо именно такими фактами, что до сих пор отбрасывались как невозможные, школа Нанси поражает мир. Я приведу здесь факт из числа изучаемых в рамках школы Нанси, вероятно он может быть объяснён тем странным и полным взаимным отражением СЕГОДНЯШНЕГО ДНЯ и ПРОШЛОГО у г-на Лонге. 13 июля 1899 года г-н де ля Нокс в своём доме по улице Квашни проводил на г-не Лонге операцию по удалению Картуша. Если мы высчитаем время, отталкиваясь от инцидента с часами ("Я тебе должен палец!"), то получим, что г-н Лонге говорит: "Я только что убил прохожего" в интервале от двенадцати до половины первого. Он произносит эти слова, и в то же время по-прежнему продолжает находиться в своём гипнотическом сне около кладбища Невинных. И здесь я просто воспроизведу найденный мной в шкатулке из заморского дерева отрывок из газетной публикации, появившейся несколькими днями позже в рубрике "Разное": "Г-н Жак Матомерсний, проживающий в городе О, улица Петит-Муйетте, 6, и находившийся проездом в Париже, где он остановился у своего родственника, бакалейщика г-на Ноэля по ул. Тур-Овернь, 13 числа текущего месяца стоял около Фонтана Невинных, любуясь творением Жана Гужона. Неожиданно он упал, даже не вскрикнув. Окружающие сочли это обмороком и перенесли его в ближайшую аптеку. Там обнаружилось, что у него имеется ножевое ранение в область сердца. При этом свидетели происшествия не помнят, чтобы кто-либо приближался к убитому. Начато следствие. Неужели кто-то решился на убийство в центре города и средь бела дня?" Совпадение странное, инфернальное, я даже не решаюсь на нём настаивать. Есть моменты, когда загадка притягивает, но есть и такие, когда она ужасает. — Прим. Г. Леру.
127 Lettres de cachet — приказы о внесудебном аресте; со времени Людовика XIV такие приказы нередко выдавались с пробелом для имени арестуемого (словарь Брокгауза и Ефрона). — См. "Три мушкетёра" — кажется, Ришелье выдавал такое "открытое письмо" Миледи: "Всё, что сделает этот человек, сделано для блага Франции..." — Прим. перев.
128 Официальный сайт МВД Франции сообщает в исторической справке, что должность "криминального лейтенанта короткого плаща" была учреждена в 1526 году с целью борьбы с попрошайками, бродягами и прочими маргиналами. Короткий плащ символизировал ограниченность правовых прерогатив. — Прим. перев.
129 Сегодня эта башня уже не существует. — Прим. Г. Леру.