Вернуться к содержанию

ГЛАВА VIII
В которой Теофраст теряет щуку в 4 ливра весом
и выслушивает про себя истории, о которых не подозревал

Уже на следующий после описанных событий день Теофраст и Марселина возвратились к тихим радостям виллы "Лазурные волны". Теофраст молчал, а Марселина не рискнула его расспрашивать. Она ещё ничего не знала о постигшем его ужасном несчастье. В чертах лица Теофраста отражалась полная растерянность; не раз слёзы накатывались на его добрые глаза, но он не открывал своей жене причин появления этой предательской влаги.
Адольф должен был приехать через два дня. Это время на вилле прошло в атмосфере всеобщей подавленности. Марселина занималась делами по хозяйству, а Теофраст молча чинил свои рыбацкие снасти. Но утром третьего дня, когда солнечный диск бодро поднялся в небо, Теофраст проснулся хорошо выспавшимся. Взгляд его был уже спокоен, у него был вид отдохнувшего человека, а на лице мелькало подобие улыбки. Поездом в одиннадцать сорок шесть г-н Адольф Лекамюс прибыл на вокзал в Эсбли. За ним был послан экипаж, и, по его прибытии, все отправились за стол, из-за которого встали лишь около двух. Марселина, пользуясь тем, что за обедом были "все свои", слегка расстегнула блузку, раскованно обнажив розовую шейку. Теофраст во всех деталях расписывал своему другу Адольфу радости предстоящей послеобеденной рыбалки. Г-н Лекамюс не отвечал, но уже в третий раз наполнял свой бокал кюрасао,⁵⁸ напитком, который он высоко ценил. Теофраст перебирал лески, удилища, приманку в виде шариков из глины, замешанной на свиной крови. Груда их перекатывалась на дне оловянного ведра. Адольф взял сачок и коробку с червями. Поцеловав напоследок Марселину, они не спеша направились к Марне.
— Я сам тебя просил всё разузнать, — сказал Теофраст, — так что давай выкладывай. Повесели меня и моих червяков. Их тут полно в банке под травой и кувшинками. А я пока подразню окуньков… в конце концов, что я ещё смогу сделать сегодня, пока буду тебя слушать?
Адольф по-прежнему молчал.
Оказавшись на берегу, Теофраст разложил свои снасти и, пока его друг рассматривал крючок, спросил:
— Итак?
— Итак, — отвечал Адольф, — новости есть и хорошие, и плохие, но должен предупредить, что вторых больше. Разумеется, на твой счёт много выдумок, но и настоящая история тоже не сахар.
— Ты хорошо всё проверил? (После того, что произошло на улице Генего, Теофраст перешёл с Адольфом на "ты". Чудовищный секрет, открытый ими, сблизил их ещё больше).
— Я обратился к источникам и изучал подлинники документов. Сейчас расскажу всё, что узнал. Если буду ошибаться, ты меня поправишь.
Теофраст Лонге кинул глиняный шарик в Марну и сказал:
— Давай начинай. С этим всем я должен разобраться.
— Для начала, — произнёс Адольф, — скажу, что ты родился в октябре 1693 года и зовут тебя Луи-Доминик Картуш.
— Вот этого не нужно, — прервал его Теофраст, подтягивая к себе набитую червями банку, — вовсе не стоит кричать на весь свет, что меня зовут Картуш. Никто этого не должен знать. А то в округе, ты же их знаешь, сразу начнут молоть языками. Зови меня Дитя — мне это больше нравится, да и никто не поймёт.
— Но ты в курсе, что Картуш твоё настоящее имя, а не кличка, — продолжал настаивать Адольф.
— Оставь, оставь. Это гадкое имя.
— Рассказывали, что ты получил неплохое образование Клермонском колледже⁵⁹ и учился там вместе с Вольтером. Но это легенда. Уже в зрелом возрасте тебя научили читать цыгане, а вот писать ты так и не обучился.
— Какая глупость! — вскричал Теофраст.
— Так ты умел всё-таки писать?
— Чёрт подери! Да как бы иначе я смог написать свой документ в камере Консьержери?
— Да, верно. Во время твоего процесса…
— Против меня был процесс?
— Да, и весьма нашумевший! На нём ты заявил, что не умеешь писать и подписывался крестиком. От тебя вообще не осталось ни одной строчки.
— Потому что никогда ничего не нужно подписывать, — отвечал Теофраст. — В том положении я остерегался себя скомпрометировать. Но документ-то налицо.
— Разумеется. Однако вернёмся к твоему детству. В одиннадцать лет ты однажды пошёл с друзьями на ярмарку в Сен-Лоран.
— Послушай, Адольф, ты не мог бы выражаться иначе? Я слышу: "Ты однажды пошёл с друзьями на ярмарку в Сен-Лоран… ты родился в 1698… ты был мерзким негодяем…" В конце концов, я согласен быть Кар… (он запнулся)… Дитятей… но я ещё и Теофраст Лонге, и будь уверен, Теофраста Лонге вовсе не радует то, что ты тут рассказываешь о Кар… о Дитяти. Каждому своё. Буду тебе признателен, если ты будешь говорить: Дитя отправился с друзьями на ярмарку в Сен-Лоран.
— Полностью согласен. Итак, на ярмарке в Сен-Лоран маленький Картуш…
— Дитя!
— Тогда тебя ещё так не называли. "Дитём" ты стал, уже будучи взрослым.
— Ну хорошо, пусть будет "маленький Луи-Доминик".
— Луи-Доминик попадает в цыганский табор.
— Это показывает, — заключил Теофраст, — что родители не правы, когда отпускают детей на ярмарку одних.
— Цыгане увели его, точнее, украли.
— Маленького Луи стоит пожалеть, — разжалобился Теофраст. — А в книгах ему сочувствуют?
— Пишут, что он сам дал себя похитить.
— Да что бы они там понимали! — вскричал Теофраст.
— У цыган он научился драться на палках и шпагах, стрелять из пистолета, бегать по крышам, быстро прятаться и смываться.
— Полезные вещи…
— А также незаметным образом очищать карманы дворян и буржуа. В 12 лет это был прелестный малыш. Ему не было равных в добыче носовых платков, табакерок, часов и украшений с эфесов…
— Да, — произнёс Теофраст, — да! Это нехорошо!
— И если бы этим всё ограничилось! — вскричал Адольф.
— А что же ещё?
— Подожди, потерпи немного. Терпение и смелость — вот что тебе сейчас понадобится. Когда табор был в Руане, маленький Луи-Доминик заболел.
— Бедный малыш! Не по нём была такая жизнь!
— Он попал в руанский госпиталь, и там его нашёл дядя, брат его отца. Он узнал его, закричал от радости, обнял и пообещал отвести к родителям.
— Добрый дядюшка! Он спас Луи-Доминика!
Последняя фраза вывела г-на Лекамюса из себя. Он обернулся к Теофрасту и попросил перестать его беспрестанно перебивать; в противном случае, если он не сможет слушать молча, история Картуша затянется надолго.
— Вот в этом весь ты! — отвечал Теофраст. — Хотел бы я тебя увидеть на моём месте… Ладно, обещаю молчать. Но сперва скажи, этот Картуш был действительно так ужасен, как его описывают? Он был главарём разбойников?
— Да.
— И много их было, этих разбойников?
— Только в Париже ты командовал тремя тысячами.
— Три тысячи! Чёрт побери! Да это сила!
— У тебя было более 50 лейтенантов. А по городу постоянно бродили, чтобы сбить полицию с толку, до 20 человек, одетых как ты — в камзол светло-коричневого цвета с малиновой подкладкой и с повязкой чёрной тафты на левом глазу.
— О! о! о! — с нескрываемой гордостью восклицал Теофраст, — да это целое предприятие!
— Ты был обвинён в совершении ста пятидесяти убийств!
Надо добавить, что всё это время, вот уже около часа, не было ни малейшего признака того, что в водах Марны обитает хоть одна рыба, готовая польститься на их приманку. Но тут поплавок, который обречённый червяк неспешно таскал между зелёных сердец — листьев кувшинок, вдруг ожил. Он подпрыгнул и ушёл в воду, затем вынырнул и опять исчез в водной глубине с такой финальной безысходностью, что вмиг утянул всю леску с удилища, которое держал Теофраст. А вслед за леской из его разжавшейся руки рванулось и удилище. Разом были потеряны и снасть, и рыба. Подвиг столь явной победы над рыбаком мог принадлежать только исключительной "рыбище", как, например, щуке, причём щуке крупной. Всё это произошло как раз в тот момент, когда г-н Лекамюс рассказывал г-ну Теофрасту Лонге о том, что лет двести назад против того было выдвинуто обвинение в ста пятидесяти убийствах.
Теофраст в отчаянии взмахнул рукой и закричал:
— Ах, свинья!..
И было сложно понять, относилось ли это ругательство в его устах к убийце из прошлого, либо к рыбам дня настоящего.
Однако затем он добавил:
— Она должна была весить не меньше четырёх ливров!
В его глазах стояли слёзы. Из этого можно было заключить, что упущенная щука волновала Теофраста всё-таки больше, чем сто пятьдесят смертей.

______________________________________________
⁵⁸ Вид ликёра. — Прим. перев.
⁵⁹ Сегодня лицей Людовика Великого, элитное учебное заведение. В сер. 16 века основан иезуитами. Надо отдать им должное, слуги Ордена Иисуса первыми поняли, какое могущество даёт правильно распределённое Знание. В систему образования они вкладывали огромные силы и средства, реализуя перспективную цель: подготовку детей из аристократических семейств в нужном для себя духе. Когда те в свою очередь приходили во власть, у Ордена появлялись мощные рычаги влияния. Именно поэтому иезуиты стали пионерами во многих направлениях педагогики, разработали новаторские методики обучения. — Прим. перев.