| На главную |
В раздел "Статьи" В раздел "Обзор российской прессы" Русская постановка мюзикла |
|
"Дмитрий Ермак: получить роль Призрака Оперы – Интервью © Ирина Рубанова |
|
В Москве начался прокат знаменитого мюзикла Эндрю Ллойда Уэббера «Призрак Оперы». Перед премьерой исполнитель главной роли Дмитрий Ермак рассказал
о кастинге, встрече с легендарным композитором и о судьбе жанра в России.
— Дмитрий, вы согласны, что в России к мюзиклам относятся немного пренебрежительно? 
— С одной стороны, это так. В лондонском или нью-йоркском театральном мире уважения к жанру куда больше. С другой — нам как
компании и мне как актеру достаточно зрителя. «Русалочка», например, за два сезона была сыграна 506 раз в ежедневном прокате,
ее посмотрели более 700 тысяч человек. Не только ни один драматический театр, вообще ни один проект в России не может с этим
конкурировать. Да и мои друзья, как бы скептично они ни были настроены, придя один раз на любой наш мюзикл, проникаются уважением
и к нашему труду, и к жанру.
— А у вас не было такого пренебрежения? Вы же пришли в мюзикл из драматического театра. — Наоборот, мне всегда очень хотелось участвовать в музыкальных спектаклях. Было жаль оставлять драматические роли, но я понимал, что в мюзикле смогу реализоваться целиком, использовать все свои способности. Впервые в музыкальной постановке я принял участие еще в Орле, но, конечно, мечтой было сыграть в шоу бродвейского уровня, и для этого надо было пробиваться в столице. — Вы не жалеете, что учились не в Москве? — Абсолютно. Своим преподавателям я буду благодарен всю жизнь. Более того, я не жалею, что меня когда-то не взяли в ГИТИС на музыкальный факультет – поставили два по вокалу. А сегодня я пою одну из самых сложных вокальных партий, которые вообще существуют в жанре мюзикла. Такая судьба. Когда Мэрил Стрип пришла пробоваться на свою первую роль, режиссер сказал ей: «Это вообще не ваша профессия». Вот и у меня так получилось. Неважно, что говорят. Нужно слушать только себя. — То есть вас нельзя задеть критикой? — Конечно можно, я же живой человек. Но я стараюсь не позволять критике влиять на меня. Я работаю с лучшими мировыми профессионалами нашего жанра и прислушиваюсь прежде всего к ним. Я доверяю мнению моей жены, одной из ведущих актрис мюзикла Наташе Быстровой. Что касается критики в СМИ, на форумах в интернете – все это я сейчас уже стараюсь просто не читать, потому что плохой отзыв может надолго выбить меня из колеи, а смысл? — Значит, после премьеры «Призрака» критику читать не будете? — Нет! 
— Где вы учились петь?
— Я занимался вокалом на актерском факультете своего Орловского института искусств. Один из моих педагогов даже сказал тогда, что я могу сделать карьеру оперного певца. И это несмотря на то, что у меня нет музыкального образования и я не знаю нот. — И вы открыто об этом рассказываете... — Да! Хотя один умный человек сказал мне как-то: «Может, стоит перестать об этом говорить и просто взять и выучить ноты?» Но, знаете, пока мне это не мешает. Сейчас для меня важнее выучить английский, потому что без него путь на лондонскую или бродвейскую сцену точно закрыт. — Призрак Оперы – очень сложная партия. Вы не боялись за вокал, когда шли на кастинг? — Переживал, конечно. Но у меня есть преимущество: я не только пою, я еще и драматический актер. Так что рассчитывал на то, что именно этот баланс впечатлит постановочную группу. Но все равно сильно волновался. На самом деле, это всегда как поступление в театральный вуз. — Расскажите, как проходит кастинг. Это всегда одна и та же схема? — Примерно да. Есть три тура. Единственная поблажка для нас, актеров, уже имеющих опыт работы в мюзиклах, – это отсутствие первого тура. На кастинг «Стейдж Энтертейнмент» может прийти любой человек с улицы, так что сначала смотрят просто на профпригодность. А вот второй и третий туры – это уже сложно: вокальные, драматические отрывки, проверка с той или иной партнер-шей, хореография, потом опять пение... Это длительный и очень нервный процесс, три тура иногда растягиваются на полгода. И неудачи могут убивать. Когда конкурентоспособный артист раз за разом получает отказ без объяснений, это очень сложно пережить. К счастью, мне пока в основном везет. 
— На кастинге присутствуют европейские продюсеры и постановщики шоу?
— Всегда. Знаете, некоторые недоброжелатели пытаются уязвить нас, артистов, которые уже участвовали в постановках «Стейдж Энтертейнмент», что мы свои, поэтому получаем роли в новых проектах компании. Я точно могу сказать, что тут междусобойчика не получится. Ни один человек, приехавший из-за рубежа, не знает ни Филиппа Киркорова, ни Нонну Гришаеву, ни Дмитрия Ермака. Они смотрят здесь и сейчас: либо да, либо нет. — И как это потом происходит – раздается тот самый звонок с радостной новостью? — Да! В этот раз мне позвонила наша директор Лилия Фаизова в полдвенадцатого ночи и сказала: «Уважаемый Призрак, я тебя поздравляю». Ну да, слезы были. Я очень хотел. Боялся, что не хватит фактуры, роста, что я слишком молодой для этой роли. Я был почти уверен, что смогу попасть во второй или третий состав, но первый... Это роль мечты. — Почему «Призрак Оперы» такой особенный? — Мне он интересен прежде всего драматически. В театральном мире принято считать, что мюзикл – такой легкий жанр, а тут история по-настоящему трагическая, сродни опере. Это первый мой мюзикл, который я несколько раз посмотрел до постановки – в Гамбурге, в Лондоне и, конечно, музыкальный фильм с Джерардом Батлером. Все понравилось, но заимствовать я оттуда ничего не хочу.
— Однако, насколько я знаю, все лицензионные постановки в разных странах должны быть совершенно одинаковыми. — Это большая ошибка так считать. Лицензия подразумевает костюмы, свет, декорации. Это никаким образом не затрагивает творчество артистов. Только несведущие в жанре люди могут утверждать, что это калька. Хороший режиссер всегда идет от артиста, а артист – от своего понимания роли. Все постановки разные. — Мне кажется или это для вас больная тема? 
— Да, и здесь мы возвращаемся к началу беседы. Не только для меня. Мюзикл в России окружен каким-то диким количеством мифов. Почему-то про драматический театр никто не говорит, что пьеса «Три сестры» у разных режиссеров – это калька, а актеры ходят на спектакли соседних театров и смотрят, как они там все это играют. О нас же такого можно услышать сколько угодно. Еще иногда сталкиваешься с пренебрежительной реакцией режиссера какого-нибудь сериала, когда он узнает, что ты актер мюзикла. Хотя что может быть естественнее для актера, чем петь и танцевать? Кстати, умные режиссеры это понимают и ценят.
— В Лондоне «Стейдж Энтертейнмент» организовал встречу артистов российского «Призрака» с Эндрю Ллойдом Уэббером. Зачем это было сделано? — Уэббер сам настоял на личном знакомстве с нами. Он очень внимательно относится к постановкам своих мюзиклов в разных странах, предпочитает все контролировать сам. — И как все прошло? — Я волновался, все-таки живая легенда. К счастью, он был доброжелателен и, главное, оставил свой знак качества – сказал, что ему все нравится. — То есть он мог и не одобрить вас? — Нет конечно, наши записи он видел раньше – их ему отправили после утверждения в Москве. Я точно знаю, что меня на роль одобрил лично Уэббер. Но все же такая встреча – это важно. Он послушал нас, дал несколько советов.
— Несмотря на то что ваша карьера в мюзикле складывается очень успешно у вас сложно назвать известным широкой публике. Как актер мюзикла может стать медийным лицом? — Только через кино и телевидение, через сериал, который транслируется на всю провинцию. Но я не променяю роль Призрака на роль мента. В августе у меня начался двухмесячный репетиционный период. Это время, когда ты никуда не можешь уехать, ни с чем не можешь совмещать. И, как на зло, на тот момент у меня было шесть предложений сыграть в сериалах. Шесть! Это и деньги, и медийность. Но сожалений никаких не было. — А если бы эти предложения поступили раньше, когда вы еще могли отказаться от мюзикла? — Все равно это был бы Призрак. Получить эту роль для артиста – как выиграть Олимпийские игры. Но я не позиционирую себя как актер мюзикла, не собираюсь себя делить на жанры. У меня есть 12 киноработ, один полный метр, я очень хочу сниматься еще. Но полностью променять мир музыкального театра на сериальный ради зарабатывания денег я точно не смогу.
— Разве получается совмещать мюзикл ежедневного проката с чем-то еще? — После репетиционного периода и премьерного блока – да. Первый состав играет чуть больше половины всех шоу. Хотя лично у меня это все равно будет 20 спектаклей в месяц – цифра немыслимая для актера драматического театра. — Я как раз хотела сказать: это же очень тяжело физически. Смотришь мюзикл и не понимаешь, как артист, только что певший и танцевавший три часа, выйдет опять и завтра, и еще 180 раз за сезон. Разве можно это делать каждый день качественно? — Когда я работал в драматическом театре, тоже так думал. А потом... Когда ты понимаешь, в шоу какого уровня участвуешь, когда слышишь, что тебе каждый день аплодируют почти две тысяч человек – это дает такую энергию, которая ни с чем не сравнится. И потом, как можно не справиться? Это моя работа. Гораздо страшнее, когда у актера ее нет.
Интервью © Ирина Рубанова
Как мы уже сказали выше, в данной статье нас невероятно порадовал тот факт, что автор провёл самостоятельную работу по
изучению материала. Во всех предыдущих статьях, освещавших российскую постановку мюзикла, приводились как под копирку одни
и те же факты, предоставленные либо пресс-службой компании "Стейдж Энтертейнмент", либо рассказанные экскурсоводом Оперы
во время июльской поездки наших артистов в Париж, либо перепечатывались слова правнучки писателя – Вероники Леру. Стоит ли
и говорить, что большая часть этих "фактов" была не более чем байками для туристов, и нам очень печально было видеть,
что журналисты даже не утруждают себя самостоятельным изучением материала.
|
