На главную В раздел "Фанфики"

Рождественская Мистерия

Автор: Тернэннэ
е-мейл для связи с автором


* * *

Мела метель, ласкала руки,
Мела метель, смолкали звуки,
Мела метель, чертила руны,
И, вторя вьюге, рыдали струны
……………………………
Мела метель, звенела лютней.
Мела метель, молчали люди.
Лютиэле.

За окном мела метель, сковав Париж молчанием. Люди в предпраздничной суете проходили по занесенным снегом улицам и удивлялись тому, какой в этом году необычной была зима: снежной и ветреной, холодной и жестокой, темной и таинственной.

Кристина прикоснулась теплой ладонью к окну и поставила на подоконник свечку. Зачем? Наверное, чтобы случайный человек, проходящий мимо, знал: здесь еще не погасла душа. Впрочем, графиня де Шаньи была не уверена, и каждый вечер, оставляя на подоконнике свечу, она спрашивала себя, осталось ли что-то внутри? Была ли у нее вообще душа? Почему-то весь год Кристину не мучили вопросы философского характера, но стоило ночи взять верх над днем, а теплу исчезнуть за гранью холода, они появились сами по себе, как тени, когда, перед сном, оставляешь на столике у изголовья кровати слабый свет керосиновой лампы.

Кристина оторвалась от окна и достала из коробочки, лежавшей на столе, бриллиантовые серьги. Рауль не удержался и преподнес подарок раньше положенного срока. Колье она уже успела надеть, теперь примеривала перед зеркалом серьги. Они смотрелись великолепно, графиня де Шаньи замерла, с восхищением глядя на свое отражение. Она уже успела придумать, куда наденет украшения: на Рождественский бал в Гранд Опера. Кристине только оставалось рассказать мужу о том, что они собираются через пять дней вернуться туда, где их воспоминания грозят превратиться в кошмар.

- Ничего страшного, - сказала она себе. - Я отсылала Персу кольцо. Я видела заметку в газете. Эрик мертв.

Она повторяла себе эту простую фразу в течение года, пока не заучила ее наизусть. Она заставила себя поверить и, наконец, успокоиться. Рауль тоже поверил и забыл прошлое. Или сделал вид, что забыл? Он никогда не говорил прямо, не намекал, даже не касался этой темы. Кристина - тем более. Она собиралась поставить мужа перед фактом. На балу в Опере обязательно соберется весь высший свет, и она должна блистать там, для себя самой. Должна. «Вот и твой шанс - говори», - мелькнуло у нее в голове, когда дверь отворилась, и в спальню вошел Рауль.

- Я боялся разбудить тебя, а ты еще не спишь.
- Нет, Рауль. Не сплю. Я все смотрю на них, - она прикоснулась кончиками пальцев к колье, а глаза взглянули на отраженье серег в зеркале. - Они прекрасны, но они не будут блистать на семейном ужине, они достойны большего.
- Кристина, они прекрасны лишь на тебе. А ты будешь прекрасна где угодно.
- Рауль, вообще-то, мне бы хотелось пойти на бал в Гранд Опера на Рождество, к тому же нам прислали приглашение.
- Нам не стоит туда возвращаться.
- Он нас никогда больше не тронет. Его больше нет, нечего бояться.
- Ты не видела его тела, Кристина. Разве можно быть полностью уверенной?
- Рауль, в этом году на балу будут одни из самых знатных представителей общества, нас тоже пригласили. Я хочу… я должна пойти.

Граф де Шаньи вздохнул.

- Это так важно для тебя, быть там?
- Больше, чем ты можешь себе представить.
- Хорошо, мы поедем, если, конечно, за оставшиеся дни твое решение не изменится.



В эту ночь Кристина легла в постель с легким сердцем: она завоюет общество на балу. На этот раз у нее получится, и никто не позволит себе с брезгливой усмешкой говорить о союзе графа и оперной певички у нее за спиной, никто.

* * *

Где-то негромко хлопнула дверь, но Карлотта, не поднимая глаз, водила пальчиком по смятому одеялу. Еще один любовник ушел от нее… к своей семье, а она осталась лежать на остывающих простынях в царском одиночестве. С другой стороны, часы в гостиной пробили пять утра, и скоро ей придется встать, поехать в Оперу на репетицию Рождественской Мистерии, задуманной для гостей, которые приедут на бал. Конечно же, ей досталась ведущая роль. «Как всегда», - добавила она про себя и поднялась с постели. Время пролетит незаметно за любовным романом со счастливым концом, а там придет служанка, поможет одеться, принесет завтрак, экипаж довезет ее до Гранд Опера. Карлотта устроилась в кресле у окна, взгляд то и дело отрывался от испещренных буквами страниц и обращался к виду за окном: к зимнему холоду, к промерзшему насквозь, еще безлюдному Парижу. По всему телу пробежала дрожь, и она закуталась в пеньюар, обернувшись к камину: огонь почти потух. Собственно, что еще она могла там увидеть? Чудо? Желание почитать не пришло, Карлотта отложила книгу и, чтобы занять себя чем-нибудь, достала из ящичка прикроватного столика деревянную шкатулку с письмами поклонников. От шкатулки приятно пахло деревом, четко прорисовывался сложный узор, только позолота на замке почернела. Письма приятно шелестели в руках, послания от самых разных поклонников, всегда остававшихся безликими в ее глазах.

Они Карлотту не волновали. Она достала с самого дна шкатулки целую стопку аккуратно свернутых листов, возвращавших певицу в то время, когда она еще не была знаменита, но полна амбиций и тщеславия. Все письма были подписаны именем Андрэ Лорана. Карлотта зло посмеялась над собой. Как могла та девочка, стремившаяся к славе и праздности принять предложение простого продавца тканей?

- А нужно было, - она впервые призналась себе. - Жизнь не была бы пустой и постылой. Поздно.

Она хлестнула себя по щеке. Поздно. Незачем сожалеть о прошлом. Но отчего же тогда эта одинокая комната так давила на нее? Карлотта почувствовала, что медленно решится рассудка, если не спрячется от себя самой в толпе.



Опера. Чем не толпа? Там всегда многолюдно. Там и день, и ночь рабочие, девчонки из балетной труппы, которым предоставляют комнаты, отчаянные поклонники, готовые дежурить у дверей без сна и отдыха, чтобы встретиться с предметами их обожания.

Опера. Идеальное убежище, там, где все друг другу одновременно и свои, и чужие. Пристанище сплетен и страстей. Страстей, но не чувств. И эта мысль пришла Карлотте! Она усмехнулась, неспешно поднимаясь по лестнице, в окружении своей свиты. Люди вокруг не давали ей права на философию. Прима осторожно огляделась вокруг. Никто не оставлял за ней права чувствовать.

За день прорепетировали Мистерию три раза. Карлотта вымоталась еще в середине дня, но работа того стоила. Фееричное действие, динамика, музыка, песни - все это захватило ее, как никогда не захватывало любое другое представление. Наверное, впервые за всю свою карьеру, она сумела позабыть о чистоте и великолепии голоса и пела, вкладывая душу и силы. А когда после репетиций актеры расходились по домам, Карлотта с молчаливым торжеством слушала, как за спиной говорили о том, что у нее, оказывается, есть душа. Есть, и на представлении это увидят все. Она устала быть механической куклой.

* * *

Он брел по улице, закутавшись в плащ. Один, ни от кого не скрываясь. Они считали его мертвым, да и он сам удивлялся, как же так распорядилась судьба, что смерть не пришла. Эрик с ужасом осознал, что может жить дальше без Кристины, к тому же может быть великодушным. Нет, он не хотел держать ее в страхе вечно и нарочито инсценировал свою смерть, чтобы она успокоилась и тоже жила дальше. «Боль не обида - поболит да выйдет»* - он знал, но страх не боль. Страх мешает двигаться вперед. Страх окутывает человека обжигающим холодом и не дает ему пошевелиться. Эрик не желал такого Кристине. Он преподнес ей весьма оригинальный подарок на свадьбу - свою смерть.



А улица была полна людей, и, как ни странно, отнюдь не все прохожие, замечавшие его, бросались в сторону. «Рождество - мрачный праздник, - говорил сам с собой Эрик. - На самом деле. Человек все ждет чего-то, надеется, верит, каждая снежинка, блеснувшая серебром в лунном свете, кажется ему знаком свыше или чем-то мистическим, необычным. А он потом разочаровывается. Зима дарит ему волшебную ночь, а чуда не происходит. Зажигается первая звезда, за ней вторая и третья… и ничего. И тишина…»

* * *

- Большинство самоубийств совершаются на праздники, - сказала художница, и выпустила из рук листы с набросками, жаль, что она не подумала сжечь свою комнатушку на чердаке одного из неприметных серых домов, ютившихся недалеко от площади перед зданием Оперы. Неоконченные картины утонули в снегу и остались позади. Снег сыпался на спутанные золотисто-русые волосы, на старый потрепанный плащ и вишневого цвета вязаный шарф. Она хотела уточнить для себя только одно: из-за чего? Люди кончают с жизнью по разным причинам - одни из-за бедности, другие из-за несчастной любви, третьи - из-за безвыходного положения, протестуя сложившейся ситуации, четвертые - просто от скуки. А она? И от бедности… и от злости, но точного ответа не было. Она резко остановилась. А зачем куда-то идти? Зачем чего-то ждать? Все решено, так пропади же оно пропадом! Художница одним рывком достала припрятанный заранее нож. Рука застыла в воздухе. Что лучше сделать, чтобы быстрее?
- Что вы делаете? - рядом откуда ни возьмись возникла высокая человеческая фигура, и свет фонаря упал на уродливое лицо.

Девушка, вскрикнув, выронила нож и отпрянула назад. Человек на всякий случай схватил ее за руки. Она хлопала ресницами, будто только что заметила окружающий мир. Ее испуг длился лишь несколько минут.

- Что же вы делаете? - снова спросил он. - Зачем? В мире и без того много трагедий.
- Я не… это не ваше дело, - чуть ли не задыхаясь проговорила она и расплакалась. - Я только хотела рисовать для Оперы декорации! Ничего больше… А они… мне сказали, что…
- Опера? Она не стоит вашей смерти. Уж поверьте мне, мадемуазель. Я знаю это как никто.
- Как никто? Кстати, я думаю… что нам стоит представиться друг другу. Меня зовут Элен Шатэ.
- А меня называют Призраком Оперы, - вздохнул он.

Повисло молчание.

- Так вы - человек, - наконец, сказала она. - Так вы человек! - в ее голосе звучало ликование.
- Человек, - согласился он. - Чье имя - Эрик.
- Значит, мой отец был прав.

Эрик удивленно посмотрел на нее.

- Ваш отец?
- Он работал в подземельях Оперы крысоловом. Он умер несколько лет назад. Теперь я живу одна и занимаюсь только тем, что рисую. Я больше ничего не умею делать, даже готовить… - Элен усмехнулась.
- Вы совсем замерзли, посмотрите на ваши руки, - вдруг сказал Эрик. - Ваш дом далеко?
- Нет, не далеко. Пойдемте.
- Вас не стесняет общение со мной? Я могу надеть маску…

Она посмотрела ему в лицо.

- Какие глупости. Вашей внешности не позавидуешь… но, ведь, в семье… - Элен не удержалась и рассмеялась. - Простите, я не хотела вас обидеть. Простите. Нет… мне не мешает ваша внешность.

Ее смех был совершенно беззлобным…

- Вы не лишены чувства юмора, - с горечью заметил Эрик.
- У меня его слишком много, - уточнила Элен, потупив взгляд.



Элен была неплохой и очень странной художницей; ее картины, занимавшие основное пространство небольшой комнаты говорили сами за себя. Все образы были размыты, вернее, лица, в то время как детали интерьера и одежды - она показывала с завидной точностью. Однако помимо рисования у Элен все-таки нашелся еще один талант - общительность. Она сумела разговорить даже Призрака Оперы, а для этого требовался талант. Наверное, дело было в ее излишней открытости перед людьми. Ей случалось сказать глупость, и тут же спохватываясь, она начинала смеяться. В глубине души Эрик ей немного завидовал.

Беседуя ни о чем, они просидели у Элен до поздней ночи, и распрощались только потому, что у нее уже слипались от усталости глаза. Уже в дверях, Эрик обернулся и вдруг спросил:

- А вы хотели бы побывать в Опере в рождественскую ночь?
- А это возможно? - усмехнулась она.
- Возможно. Для Призрака Оперы устроить для вас путешествие по Опере не составит труда. Приходите на улицу Скриба, перед началом Рождественской Мистерии. Я буду ждать вас там и проведу особым путем. Приходите…

* * *

Особым путем - означало через подвалы. Элен несколько помедлила перед тем, как пойти туда, держась за руку Эрика, но она не отказалась. А к главному входу тем временем, подъезжали экипажи с приглашенными в Оперу гостями. Была среди них и чета де Шаньи. Кристина держалась гордо и уверенно, несмотря на высокомерные взгляды со стороны. Зато нервничал Рауль, ему была неприятна даже сама мысль о возвращении в Оперу… а теперь он стоял перед парадным входом, вместе с женой и остальными гостями, ожидая, когда же двери откроются. У него появилась навязчивая идея уговорить Кристину уехать, но Рауль не мог даже заговорить с ней об этом. Стоило только заглянуть в ее сияющие глаза, и его покидали все силы.

Мистерия была задумана так, чтобы охватить все здание Оперы, поэтому приготовления к ней шли вплоть до начала. Карлотта безумно нервничала. Ей казалось, будто она все это происходит с ней в первый раз, но эта мысль нисколько не пугала ее, скорее наоборот, разжигала интерес. Она изменилась, каким-то образом она изменилась.

Открытие парадного входа положило начало не только Рождественской ночи, но и волшебству. Мистерия окутала волшебством каждого. Тем и хороша мистерия, что в ней принимают участие все. Зачаровывали свет, и песни, музыка, танцы, необычное действие, ощущение стертых граней - воедино слились два таких разных мира. Карлотта, однако, в середине ночи, уехала, ни с кем толком не объяснившись. «У меня есть неоконченное дело», - бросила она в ответ всем расспросам и уехала.

Экипаж привез ее на неприметную темную улочку. Окно на первом этаже небольшого дома было украшено цветами посреди зимы. Конечно же, искусственными. Значит, она не ошиблась. Значит, все еще здесь. Карлотта с замиранием сердца и отчаянием постучалась в дверь, позабыв о последствиях. Невысокий и уже немолодой мужчина, не ждавший гостей, отворил дверь…

- Андрэ… - прошептала Карлотта и, спасаясь от промерзшей пустоты, переступила порог.

* * *

Рауль нашел Кристин сидящей в одиночестве, неподалеку от ее старой гримуборной. Жестом графиня де Шаньи просила мужа оставить ее в покое. Она не хотела выглядеть в его глазах еще более жалкой, чем она выглядела. Сколько надежд рухнуло… Как бы ни хотела оперная певичка стать светской дамой, она могла в нее только играть. И это выглядело нелепо. Вся ее гордость и уверенность из раза в раз обращались против нее. И этот бал не подарил ей чуда. Рауль взял жену за руки, и они медленно отправились домой, как никогда понимая, что им придется уехать, иначе сплетни не оставят их в покое.



А на крыше, под Лирой Аполлона, под чистым звездным небом, танцевали Эрик и Элен, слушая мотив доносившейся до них музыки.

- Ну и ночь… - устало сказала художница. - Я даже представить себе такое не могла…
- Все это похоже на сон, - вздохнул Эрик. - Я никогда не верил в чудеса.
- Не очень это похоже на чудо… ведь вам пришлось немного потрудиться, чтобы научить меня танцевать, - шутливо заметила Элен. - Но с другой стороны… вальс на крыше с Призраком Оперы… все это похоже на парадокс. О вас ходят такие легенды, а я встретила нечто другое. Человека.
- Большинство легенд - правда. Да и до сих пор… Все правила Эрика, остаются правилами Эрика, - осторожно ответил он.
- И все равно… - пожала плечами Элен. - Я не хочу, чтобы эта ночь кончалась.
- Она кончится, но ведь мы с вами еще встретимся, наверное, Элен.
- Дело не в этом. Дело в самой атмосфере… знаете, мне вспомнились слова одной песни, когда-то мной услышанной. Я не умею петь, поэтому даже не стану пробовать…
… и стоя у самого края, она тихо сказала:

Больше не будет больно и плохо,
Сегодня не кончится никогда.
Между выдохом каждым и вдохом
С неба летит звезда…**

____________________________
*«Боль не обида - поболит да выйдет» - из песни группы Башня-Rowan «Два Ветра»
** из песни группы Флёр "Сегодня"


В раздел "Фанфики"
На верх страницы