Интермеццо (итал. intermezzo, от лат. intermedius — находящийся посреди, промежуточный) — небольшая музыкальная пьеса, служащая вставкой между двумя разделами произведения и имеющая иное построение и иной характер. Применительно к опере термином интермеццо обозначают небольшую «вставную» оперу или контрастирующую сцену в середине оперного действия. Исполняется обычно для того, чтобы обозначить разрыв во времени действия предшествующей и последующей сцены либо заполнить паузу, необходимую для перемены декораций.

1.

Губернаторский дом

Ясное августовское утро еще только начинало наливаться сочными красками, словно румяное яблоко на ветке, а из распахнутых настежь окон губернаторского дома уже доносились жалобные звуки рояля, который никак не хотел подчиниться неумелым пальчикам девочки лет десяти с блестящими черными глазами и упрямо поджатыми губками. Снова и снова пытаясь освоить коварный пассаж этюда, она пыхтела, как самовар, и досадливо морщилась при каждой новой ошибке, но не сдавалась, вызывая довольную улыбку на лице сидящей рядом молодой женщины.

- Если я не смогу хорошо выступить, Мари меня засмеет! – в отчаянии прошептала девочка по-французски спустя полчаса безуспешных стараний. – Мне никогда не стать такой, как она… Даже мама так говорит.

- Уверена, твоя мама сказала это не всерьез, Аннет. Если ты будешь так же упорно заниматься в оставшиеся десять дней, то станешь настоящей королевой бала.

- Нет, не стану! – капризно всхлипнула девочка, тряхнув золотистыми кудрями. – Не стану, потому что я не красивая! Мари привезли кружевную тунику из Парижа, а мне нечего надеть!

- Вот уж глупости! У тебя много чудесных платьев, - мягко возразила гувернантка, откладывая вышивание.

- Да, но их все уже видели. Лучше я вообще не пойду на бал! Танцевать мне все равно еще нельзя. Вы скажете, что я заболела или…

- Ничего подобного я не скажу, моя дорогая. Старайся поменьше думать о нарядах, и побольше об учебе, тогда, когда подрастешь, все кавалеры будут мечтать познакомиться с тобой.

Упоминание кавалеров всегда волшебным образом действовало на юную Анну Федоровну N-скую., любимую младшую дочь нового нижегородского губернатора, генерал-майора и участника польской компании. Хорошо изучив слабости своей подопечной, мадемуазель Дюваль, известная безупречной репутацией уроженка Нормандии, очень быстро научилась сдерживать ее бурный темперамент и направлять бьющую через край энергию в благотворное русло, за что и получала сказочные три тысячи рублей годовых. Однако хорошенькая миниатюрная француженка, настоящий возраст которой определить было практически невозможно, не позволяла себе никаких легкомысленных трат и носила единственную шляпку уже второй год подряд. Как раз об этом теперь и вспомнила черноглазая Аннет, в чью ветреную головку пришел простой и изящный план.

- Мадемуазель, а в чем вы пойдете на бал?

- Не думаю, что это важно, дорогая.

- Но ведь вы должны сопровождать меня, верно?

- Конечно.

- Так вот, моя мама говорит, что вас не пустят на праздник, если вы не сошьете себе новое красивое платье.

- Так и сказала? – с наигранной озабоченностью переспросила гувернантка, сдерживая улыбку.

- Да, то есть…

Девочка почувствовала провал своего предприятия и испуганно захлопала длинными ресницами. Врать она не умела, да и не любила, поэтому тут же раскраснелась и едва не расплакалась. Свежий ветерок ласкался в невесомых занавесках, доносил с улицы далекий ропот многотысячной толпы и аромат аппетитной выпечки, старинные часы звонко щелкали стрелками, на самой середине комнаты, в цветочном центре персидского ковра вальяжно развалилась белоснежная кошка с разноцветными глазами, а на душе у маленькой нижегородской принцессы было тоскливо, как в самый холодный и темный зимний вечер. Правда, совсем недолго, ровно до того мгновения, когда мадемуазель Дюваль сложила рукоделие в корзинку, убрала забытые ноты с пюпитра и накинула на плечи тонкую шерстяную шаль.

- Что же делать… Придется идти на ярмарку!

Боясь поверить такому счастью, Аннет восторженно захлопала в ладоши и, резво спрыгнув с высокого табурета, вцепилась в руку своей наставницы.

- А потом… Потом мы сходим на карусели?

- Это не лучшее развлечение для благородной барышни, дорогая.

- Ну, пожалуйста, мадемуазель! Я еще никогда не каталась на каруселях, а ведь я скоро вырасту, и тогда меня точно никто туда не пустит!

Против такой очаровательной непосредственности устоять было сложно, но для приличия гувернантка приняла самый серьезный вид и, поразмыслив, грозно объявила:

- Только если ты хорошенько позавтракаешь, и только в виде исключения.

Детской радости не было пределов. Счастливый смех разлетелся по всему этажу, как горсть рассыпанных бубенчиков, и стих лишь вместе с легким цоканьем каблучков по зеркальному паркету в конце коридора. Оставшаяся в одиночестве девушка вздохнула, зябко поежилась и вернулась к роялю, сверкающему черным лаком красавцу с резными ножками. Теперь, когда с миловидного лица сошла улыбка, стало ясно, что мадемуазель Дюваль не так молода, как могло показаться. Начавшие обозначаться морщинки тонкими ниточками пересекали высокий лоб, но в задумчивом взгляде серых глаз неизменно мерцал озорной огонек. Оставив родную Францию восемь лет назад, Дениза так и не смогла до конца прижиться в России, но при этом успела по-своему полюбить эту дикую беспредельную страну, где в любую минуту могло произойти все, что угодно. Прекрасное образование и лестные рекомендации позволили дочери разорившегося землевладельца без труда найти хорошее место, однако что заставило ее однажды променять Париж на российские просторы, оставалось загадкой, а она сама старалась об этом не вспоминать. Будучи весьма привлекательной особой, мадемуазель Дюваль ни разу не была за мужем, и этот достоверно известный факт до сих пор вызывал оживленные пересуды, а в целом добавлял образу скромной и неизменно доброжелательной француженки определенную пикантность. Статус гувернантки в семье губернатора и завидный доход позволяли ей чувствовать себя независимой женщиной, а накоплений уже хватило бы на безбедную жизнь в собственной приличной квартире, но уходить Дениза не собиралась. Тем более, что прелестная Аннет пришлась ей по душе. Впрочем, такое создание вряд ли могло кому-то не понравиться.
Несмотря на горячее нетерпение девочки, сборы растянулись, чуть ли не на весь день, так что кроме завтрака успели подать и обед, и послеобеденный чай на английский манер. Только к четырем часам пополудни сердитая из-за промедления Аня и ее наставница сели в двуконную коляску и по Зеленскому спуску влились в самую гущу ярмарочного котла.

- От меня ни на шаг! – строго проговорила Дениза, с тревогой оглядываясь по сторонам. – Крепко держи меня за руку и не витай в облаках.

Волноваться и вправду было от чего. Невероятное количество людей разных сословий и верований, достатка и национальности составляло один бурлящий океан великого торга. Сквозь шум многоязыкой толпы перезвон колоколов казался невнятным эхом, зато жалостливые завывания нищих, призывные крики торговцев, барабанная дробь комедиантов и звонкие присказки разносчиков ошеломительным хором обрушивались на каждого, кто имел неосторожность погрузиться в пучину базарного столпотворения.

- Нам лучше сразу доехать до площади и зайти к твоему отцу, чтобы он знал, что мы здесь.

- Нет, мадемуазель, пожалуйста, не надо! – умоляюще воскликнула девочка, нисколько не напуганная открывшимся зрелищем. – Ничего не случится, мы просто немного прогуляемся и посмотрим на товары. Папа говорил, что теперь на ярмарке бояться нечего – нас охраняет целый полк казаков. И потом, меня все знают! Никто не посмеет нас обидеть.

Дениза имела на этот счет свое совершенно определенное мнение и не собиралась потакать капризам подопечной в ущерб элементарному здравому смыслу, но тут идущая впереди перегруженная телега, угрожающе вздрогнула и вдруг буквально развалилась на части прямо посреди улицы, на которой тут же поднялась паника, и дальнейший проезд стал невозможен.

- Никак не объехать, барышни, - авторитетно заявил извозчик, успокаивая лошадей. – Волокиты тут надолго, скорее пешком доберетесь, а я, как разберусь, буду ждать вас у моста.

- Только никаких трактиров, иначе лишишься места, - мрачно предупредила мадемуазель Дюваль на безупречном русском, хотя и с сильным акцентом. В отличие от многих французских гувернанток, она не брезговала изучением чужого языка и не стеснялась использовать его при необходимости.

Собравшись с духом, Дениза прижала к груди ридикюль, крепко взяла за руку повеселевшую Аннет и решительно направилась сквозь толчею, в которой с равной вероятностью можно было встретить и графа, и карманного воришку, к ровным рядам китайских павильонов. Изящные башенки, построенные по образу и подобию восточных пагод, гордо возвышались над массой других лавок и балаганов, сразу давая понять покупателям, где нужно искать лучшие шелка, фарфор и драгоценности. Девочка неустанно вертела головой, как только что пробудившийся совенок, и то и дело дергала свою наставницу за рукав, указывая на какую-нибудь изысканно одетую даму, смешного иностранца или красочную вывеску. Не ослабив бдительности, молодая француженка тоже постепенно развеялась и вскоре пришла к выводу, что выезд на ярмарку оказался вовсе не такой уж плохой идеей. Ткань для платья Ани выбирать пришлось больше часа. От изобилия расцветок и рисунков разбегались глаза, но на каждом новом прилавке обязательно обнаруживалось что-то еще более красивое и оригинальное, чем все, увиденное ранее. Наконец, выбор был сделан, и довольная модница прижала к себе сверток нежно-розовой камки с блестящим цветочным узором на матовом фоне и отрез прозрачной органди, словно в руках ее оказалось вдруг величайшее сокровище мира. Уступив настойчивым уговорам воспитанницы и комплиментам лавочника, Дениза согласилась купить атласные перчатки, но при этом в душе обругала себя за расточительность и поклялась больше ни на что не заглядываться.

Тем временем, основная масса народа уже схлынула с территории торга и устремилась в сторону волжской набережной, а преимущественно, к театральной площади, где вокруг театра, привлекающего публику фривольными водевилями, раскинулись купола шатров, и уже начинали свои представления многочисленные фигляры, лицедеи и шарлатаны всех мастей. Собираясь уже повернуть назад, вопреки ударившейся в слезы Аннет, Дениза перепроверила наличие денег в кошельке, и вдруг стала свидетельницей довольно странной картины. Высокий смуглый мужчина лет тридцати выраженной восточной внешности с измученным видом бросался от одного прохожего к другому, очевидно, пытаясь о чем-то спросить, но все, на минуту замедляя шаг, удалялись, непонимающе пожимая плечами. Второй мужчина, вероятно, слуга, наблюдал за безуспешными попытками своего господина со сдержанным скептицизмом. Из любопытства гувернантка приблизилась настолько, чтобы можно было услышать вопросы незнакомца, но на деле разобрать хотя бы слово оказалось невыполнимой задачей. В языке, на котором пытался изъясняться иностранец, лишь с большим трудом угадывалось русское звучание, так что девушке, в конце концов, стало жалко этого благородного по виду господина.

- Мадемуазель, мы ведь им поможем? – неожиданно подхватила ее мысли девочка, у которой вообще жалостливость являлась одной из главных черт характера.

- Думаю, да, Аннет. Это было бы правильно… Извините, сударь, вы говорите по-французски?

Резко обернувшись, восточный гость изумленно уставился на девушку, словно боясь поверить в свою удачу, облегченно улыбнулся и вознес хвалу Аллаху.

- О, мадемуазель, воистину, вы посланы мне Небом! Позвольте представиться, Адиль Фахр-эд-Дин Бахман, дарога… Простите, начальник полиции Мазендарана, а это, с вашего позволения, мой слуга Дариус.

От обилия незнакомых труднопроизносимых и совершенно не запоминающихся слов, Дениза смутилась, но учтивый тон иностранца и должность главы полиции подействовали успокаивающе, так что она протянула руку и назвалась в ответ.

- Для меня большая честь познакомиться с вами, мадемуазель Дюваль. Дело в том, что его величество шах Наср-эд-Дин поручил мне особую миссию. Я должен найти одного человека и привезти его в Тегеран, в противном случае мне лучше вообще не возвращаться на родину.

Восточная география, политика, да и все прочее не особенно привлекало молодую француженку, но теперь ей, по крайней мере, стало ясно, что мсье Адиль – персидский подданный.

- Тот человек, которого вы ищете, он преступник?

- Нет, мадемуазель, совсем нет. То есть, я очень на это надеюсь. По правде говоря, нам вообще мало что известно о нем.

- Но при этом вы уверены, что искать его нужно здесь, в России, на Нижегородской ярмарке?

- Я знаю, это может показаться диким, но даже в этом я не уверен.

Тут пришла очередь Денизы изумленно уставиться на собеседника. В жизни ей пришлось повидать всякое, но методы персидской полиции переходили, по ее мнению, все границы разумного.

- Простите, мсье, но вы всегда так работаете? На вашем месте я бы первым делом зашла в администрацию и попыталась навести справки там.

Если перс и оскорбился словами девушки, то вида не показал, хотя Дариус, стоящий в сторонке, презрительно фыркнул и пробормотал на фарси какое-то ругательство.

- К сожалению, административные бумаги ничем не могут нам помочь. У нас нет даже имени, чтобы проверить данные по записям.

- Тогда, боюсь, у вас нет никаких шансов… - в недоумении проговорила гувернантка, приседая в легком реверансе и собираясь уходить, но начальник полиции загадочного Мазендарана не собирался так легко сдаваться.

- У нас есть его описание, мадемуазель. В прошлом году на его выступлении был торговец мехами из Самарканда и…

- Извините, сударь, во время предыдущей ярмарки мы еще жили в Петербурге, поэтому ничем не могу помочь, - раздраженно перебила его Дениза, десять раз пожалевшая, что завела с незнакомцем разговор. - Нам пора идти, Аннет… Удачи в поисках.

- Постойте, может быть, вы хотя бы слышали о нем… Высокий, очень худой и всегда в черном. Промышляет фокусами…

- Всего наилучшего, мсье, - повторила француженка с прежней уверенностью, но какая-то смутная тень промелькнула в ее серых глазах. Впрочем, возможно, персу это только показалось.

Потяжелевшее к вечеру солнце уже золотило пышные облака длинными косыми лучами. Легкий прохладный ветерок с реки заметно усилился, закрутил ярмарочные знамена вокруг длинных древков, зашелестел в складках широкой юбки Денизы, растрепал светлые локоны держащей ее за руку Ани и поднял с покрытой сетью трещин дороги серые клубы пыли. Кое-где еще завершались последние торговые сделки, но в Кунавинской слободе уже во всю топились печи трактиров, а в театре Шаховского поднимался занавес первой за вечер пьесы. Адиль некоторое время смотрел во след торопливо удаляющимся фигуркам, потом устало прислонился к дощатой стене одной из лавок, скрестил руки на груди и обреченно закрыл глаза.

- Мы никогда его не найдем, Дариус… Уже неделю бродим здесь с утра до ночи, и все без толку.

С Волги тоскливым воем долетел гудок отходящего в Астрахань парохода.

- Неприятная особа эта француженка, мой господин… - невозмутимо выразил свое мнение слуга после продолжительного молчания.

- Почему ты так думаешь? Она хотя бы попыталась нам помочь.

- Женщина не должна встревать в мужские дела. Помяните мое слово, она еще немало крови вам попортит.

- Да с чего ты это взял, Дариус? – возмутился дарога, проводя ладонью по лбу.

- Нет успеха у замысла, что открыт другому… Не простая она. Кажется, совсем девочка, а ведь вам ровесница будет, если не старше, и глаза холодные, как сталь. А когда услышала ваше описание – в лице переменилась. Знает она про этого проклятого фокусника, может, и не все, но уж точно побольше нас с вами.

Адиль хотел было что-то возразить, но передумал. Вообще, у него уже не было ни сил, ни желания с кем-либо спорить, даже если этот «кто-то» - собственный отбившийся от рук слуга. Богатая усадьба, окруженная цветущим зеленым садом, молодая красавица-жена, пара верных друзей… Все это казалось ему теперь сладким сном, наваждением опиумного дурмана, которое рассеялось и исчезло безвозвратно. Вспомнив о доме, мужчина сжал в кулаке амулет, который почти год назад, прощаясь, повязала ему на шею любимая супруга. Вернется ли он когда-нибудь к родному порогу, почувствует ли вновь кофейный аромат шелковых кудрей, обовьет ли ласками стройное нежное тело?..

- Мой господин, пойдемте… - тихо проговорил Дариус, оценивающе глядя на закатное солнце. – Иначе мы опять пропустим вечернюю молитву.

- Иди один, я приду позже.

- Но, господин…

- Иди! – с внезапно вспыхнувшей яростью воскликнул дарога, и выразительные темные глаза его блеснули властностью, от которой содрогались сердца даже безумных фанатиков-бабидов в мазендаранских тюрьмах.

Отослав верного слугу для совершения Магриба в местную мечеть, и чувствуя себя чуть ли не язычником, сам Адиль снова направился туда, где проводил в последнее время каждый вечер, в средоточие мошенников и аферистов, бродячих актеров и циркачей, туда, где должен был рано или поздно появиться один-единственный человек, способный решить его судьбу. Размышляя о том, за что все эти испытания выпали именно ему, перс не слышал, как кто-то из толпы окликает его по имени, а когда чья-то рука тронула его плечо, едва не выхватил из-за пояса короткий кинжал.

- Мсье Адиль, это я… Простите.

- Мадемуазель Дюваль?.. – дарога совершенно не ожидал увидеть гувернантку еще когда-либо, поэтому невероятно удивился и невольно вспомнил слова Дариуса. – А как же ваша ученица?

- Она с отцом и сейчас уже, наверное, дома.

Невозможно было не заметить, что по лицу женщины разлилась нездоровая бледность, а грудь вздымается, словно после долгого стремительного бега, насчет этого и не преминул поинтересоваться перс.

- Неважно выглядите, сударыня. У вас что-то случилось?

- Нет! – слишком поспешно и бодро ответила Дениза и тут же искусственно рассмеялась. – Просто мне захотелось немного развеяться. Знаете… Жить в Нижнем Новгороде и не побывать на ярмарочных увеселениях – это очень глупо. А вы все ищете своего безымянного фокусника?

Дарога снова бросил подозрительный взгляд на свою незваную спутницу, но она уже полностью владела собой и вполне искренне улыбалась, посматривая на деревянные помосты с жонглерами и акробатами. С одной стороны, Адиль вслед за Дариусом стал ощущать что-то неладное в этой простой и безобидной на вид женщине, но с другой – не видел никаких объективных причин отказываться от ее компании. Все лучше, чем бродить среди многотысячной толпы в полном одиночестве, без слуги и переводчика. В конце концов, не все женщины мира такие, как ханум, и не всегда за прелестным личиком прячется дьявол.

- Я буду искать его, пока не найду, мадемуазель, пусть даже мне придется потратить на это полжизни.

- Но ведь у вас, наверное, есть семья…

- Именно поэтому я не имею права вернуться, не выполнив свою миссию.

Дениза ненадолго задумалась и осторожно продолжила расспросы.

- А зачем, собственно, вашему государю понадобился этот человек?

- Боюсь, мадемуазель, я не вправе обсуждать решения великого шахиншаха ни с вами, ни с кем-либо еще…

- О, сударь, право же, тут все и так понятно! – с несвойственной себе игривостью прервала его девушка, уворачиваясь от стайки несущихся сломя голову мальчишек. – Для развлечений? Вроде королевского шута или дрессированной обезьянки?

Перс поморщился от такого грубого, и в то же время, меткого сравнения, тяжело вздохнул и кивнул в ответ.

- Что-то в этом роде, вы правы.

- А что, если он не захочет принять ваше предложение?

- Это практически исключено…

- И все же?.. – прищурилась Дениза, и в голосе ее проступили злые колючие нотки.

Дарога Мазендарана внезапно остановился посреди дороги и жестко взглянул с высоты своего роста прямо в глаза настырной гувернантке.

- Мне приказано доставить его любой ценой и любыми методами, мадемуазель Дюваль. Если потребуется, я применю силу, поэтому если вам известно имя, место нахождения или любая другая подробность, связанная с этим субъектом, я бы посоветовал вам рассказать об этом прямо сейчас. В противном случае, думаю, вам было бы лучше продолжить свою прогулку без меня.

- Вы мне угрожаете? – ледяным тоном поинтересовалась Дениза, бесстрашно выдержав тираду опытного служителя закона. – Хотите и дальше искать иголку в стоге сена – пожалуйста! К вашему сведению, я понятия не имею, о ком вы говорите, и кого ищите, а если бы даже имела, ни за что не сказала бы!

На этом история знакомства французской гувернантки и начальника тайной полиции Персии, вероятно, подошла бы к концу, но случай распорядился по-другому. Тот же случай, что пару часов назад свел двух этих людей из разных миров на одной улочке, теперь вынес их на самую окраину ярмарки, где в отдалении от пошлых полосатых палаток и срубленных кое-как балаганов на пустыре возвышался темный купол цыганского шатра, вокруг которого творилось что-то невиданное. Огромная очередь спиралью закручивалась вокруг таинственного строения и образовывала настоящий водоворот, пробиться сквозь который напрямую было делом немыслимым. Конкуренты с ненавистью взирали на ажиотаж, происходящий у них под боком, давно отчаявшись переманить публику, хотя некоторые готовы были из кожи вон вылезти в буквальном смысле. Черный шатер безо всякой вывески и украшений, будто магнит, притягивал людей, среди которых Дениза разглядела преимущественно представителей низших сословий и иностранцев. «Это хорошо… Ведь я попадаю в последнюю категорию?» - подумала девушка и хотела взглянуть на своего спутника, но рядом его уже не было: дарога на всех парах мчался к предмету всеобщего интереса. Оскорбленной до глубины души француженке не оставалось ничего другого, кроме как броситься за ним следом.


2.

Нагло протиснувшись из конца очереди в первые ряды, перс обратил на себя такое количество самых грязных ругательств, что мог бы впервые за все свое пребывание в чужой стране порадоваться незнанию языка. Впрочем, теперь ему не было дела до подобных мелочей. Теперь ему вообще не было дела ни до чего, кроме собственного предчувствия, которое разве что в литавры не било, предвещая столь долгожданный для несчастного шахского посланца финал всех мучений. Только когда сзади раздался сдавленный женский вскрик, дарога обернулся и обнаружил у себя за спиной все ту же неизменную маленькую француженку с растрепавшимися под шляпкой русыми волосами.

- Я так понимаю, мне придется весь вечер терпеть ваше общество, мадемуазель?

- Ну почему, можете просто представить, что все это сон, и на самом деле я не существую, - скучливо парировала девушка и гордо вздернула подбородок.

Прошло около четверти часа, прежде чем плотная толстая ткань, закрывавшая вход в шатер, наконец, откинулась, и наружу хлынула разномастная публика. При этом Дениза с тревогой отметила странное состояние людей, похожее на транс: женщины все до одной рыдали, да и на глазах у многих мужчин блестели слезы, но, стоило им немного успокоиться, как тут же начались какие-то бессвязные восторженные описания, от которых у гувернантки забегали мурашки, будто от пронизывающего ледяного ветра. Гнетущее чувство тяжестью легло на сердце, так что молодая женщина стала пытаться вырваться из теснящей со всех сторон толпы, но сил ее катастрофически не хватало, и не успела она опомниться, как оказалась внутри шатра, подхваченная сплошным людским потоком. Крепко обхватив руками одну из четырех деревянных колонн, чтобы не упасть и не быть растоптанной, Дениза нашла глазами своего персидского знакомца, замершего прямо у импровизированной сцены-помоста, и решила просто положиться во всем на волю Провидения. Не зря же, в конце концов, она всегда была доброй католичкой…

А потом сами собой вспыхнули фитили в лампах по периметру сцены, выпустив, как джинна из бутылки, абсолютную, неестественную тишину, в которой где-то за пределами человеческого восприятия пульсировала неведомая сила. Сила эта, чем бы она ни являлась в действительности, ощущалась почти физически, вызревала в метущихся по стенам тенях, звенела в напоенном ожиданием воздухе и, наконец, пролилась, как хмельное вино из переполненного бокала, одним певучим, сладостным, невыразимо прекрасным звуком. Девушка задрожала всем телом, судорожно вздохнула и прикрыла глаза от наслаждения. Между тем, волшебный звук превратился в мелодию, нежную и мягкую, как шорох пенистых волн, ласкающих озаренный лунным светом берег. Душа Денизы трепетала в такт мерцающим серебристым трелям, а сердце подчинилось ломкому ритму цыганских напевов, обретающих под длинными пальцами скрипача небывалую чистоту небесных гимнов. Безупречно точные движения бледных, удивительно гибких рук… Разбросанные по полу листы нотной бумаги, испещренные корявыми значками… Магия исчезновений и метаморфоз, самая настоящая, та, за которую сжигали на кострах… Один мальчик снисходительно называл ее фокусами, и быстрым скользящим жестом обращал огонек свечи в розовый бутон. Черный шелк маски… Когда-то она подшивала крепкую тонкую тесьму, каждый раз искалывая пальцы до крови…

Невероятные иллюзии сменяли друг друга, так что невозможно было определить, где заканчивается мастерство артиста, и начинается игра воображения; толпа восторженно ахала, безропотно подчинившись власти безликой высокой фигуры, царящей на тускло освещенной сцене. Дарога чувствовал, как по вискам стекают капли холодного пота и земля уходит из-под ног, а где-то в самой середине толпы стояла молодая женщина с застывшим взглядом и узнавала… Узнавала, и сама боялась себе поверить, беззвучно повторяя одними губами чье-то короткое имя.

- Deh, vieni alla finestra, o mio tesoro,
Deh, vieni a consolar il pianto mio…

Она не посмела бы назвать это усыпляющее разум колдовство человеческим голосом. Каждая нота, каждый неуловимый обертон его сам по себе казался чарующей музыкой, которая исподволь проникала в самые потаенные уголки сознания и могла бы свести с ума, если бы того пожелал ее единственный повелитель. Он мог бы покорить весь мир, а после лишь с небрежным изяществом пожать плечами, он мог бы, кажется, достать звезду с неба, если бы того требовала острая необходимость, но даже он не мог изменить своей судьбы и стоял теперь под куполом фиглярского шатра, развлекая тех, кого ненавидел так же, как самого себя. Правда, на этот раз что-то идет не совсем так, как он привык… Как будто чье-то незримое присутствие мешает ему в полной мере презирать эту жалкую людскую массу. Что ж, это легко исправить! Это всегда было чертовски удобно. Одно движение – и все идиотские романтические бредни разбиваются на тысячи осколков. Прекрасный защитный механизм, отлаженный за двадцать лет до совершенства.

Оцепеневшая от потрясения толпа через несколько секунд взорвалась истошными женскими визгами и двинулась по направлению к выходу. Ничего толком не соображая, Дениза мертвой хваткой вцепилась в свой спасительный деревянный столб и принялась читать первую пришедшую на ум молитву, пока силы не оставили ее, и перед глазами не сгустилась непроницаемая тьма. Начальнику персидской полиции повезло не больше – вместе с галдящей от возбуждения публикой, он вновь оказался под открытым небом и долго не мог прийти в себя, а когда способность рассуждать достаточно здраво к нему вернулась, толпа зевак уже изрядно поредела. Никто не мог понять, что произошло, и почему легендарный «Живой труп» отказался выступать после первых же двух «сеансов». Расстроенные зрители угрюмо поплелись к соседним балаганам, хозяева которых поверить не могли своей внезапной удаче. Еще бы! Все то золото, что в неимоверных количествах оседало в карманах проклятого урода, теперь готово было наполнить их кошельки! Сумерки постепенно превращались в ночную темень, повсюду зажглись сотни цветных фонарей, гирлянд и фейерверков, но дарога, как завороженный, смотрел лишь на одну, скрипящую на ветру лампу, красноватым светом озаряющую вход в черный шатер. Незаметно проверяя, заряжен ли пистолет, и вынырнув на мгновение из омута самых тягостных раздумий, Адиль неожиданно для себя вспомнил об упрямой француженке и ощутил что-то вроде беспокойства, когда понял, что не видел ее с тех пор, как зашел в палатку волшебника…

Очнулась Дениза от резкого запаха нашатыря и мяты. Легкое прикосновение ко лбу чьих-то ледяных пальцев, размытый темный силуэт сквозь дрожащую зыбкую пелену, тихий шорох одежды и звон стеклянных склянок… Что произошло? Где она? Память предательски пустовала. С трудом приподнявшись с подушки, девушка закашлялась, протерла глаза и едва не уткнулась носом в кружку с горячим чаем.

- Осторожнее… - едва слышно прошелестел голос, но даже этого хватило, чтобы молодая женщина узнала его. – Вы же не хотите обвариться?..

Автоматически приняв из рук человека в черном ароматный травяной напиток, Дениза, кажется, позабыла, как дышать. В полумраке шатра - видимо, в половине, отделенной от сцены тонкой перегородкой, - повсюду валялись вышитые восточные подушки, макеты и механизмы самых причудливых форм, обрывки нотной бумаги и целые листы, исписанные мелким убористым почерком. Посреди всего этого, прямо на полу, напротив гувернантки устроился мужчина в маске и теперь пронзал девушку напряженным взглядом горящих, как у кошки, глаз. Чай в кружке успел остыть, прежде чем дар речи возвратился к француженке, и она смогла выдавить из себя хотя бы слово.

- Эрик?..

- Мадемуазель Дюваль…

Пауза. Дениза залпом выпила лекарство.

- Я… Я до конца надеялась, что ошибаюсь.

Эрик ничего не ответил, только извлек из кармана сюртука колоду карт, неспешно перетасовал ее, и из самой середины колоды сам собой вылез червонный туз. Дениза непонимающе взирала на манипуляции фокусника, а своенравная карта, между тем, вспорхнула с раскрытой ладони, словно странная покалеченная бабочка, и, повинуясь щелчку длинных паучьих пальцев, вспыхнула прямо перед лицом молодой женщины. Теплый пепел осыпался на платье.

- Твоя мать думает, что ты умер двенадцать лет назад, - глухо проговорила девушка, даже не пытаясь разобраться в обуревавших ее чувствах.

- Она права… - равнодушно заметил Эрик, слегка качнув головой. - Вы тоже так считали?
- Нет. Ты всегда был слишком упрям, чтобы умереть.

Слова эти, кажется, польстили его самолюбию, потому что шелк маски встрепенулся, и Дениза услышала мелодичный смех, от которого похолодело сердце.

- О, мадемуазель, а вы всегда слишком хорошо обо мне думали! Это опасное заблуждение. Вы даже не представляете, сколько мелких неприятностей когда-то происходило в вашей жизни просто оттого, что мне было скучно! Помните карманные часы с гравировкой, подарок жениха? Это я стащил их у вас, потому что мне понадобились детали для музыкальной шкатулки, а вы рыдали целый вечер, когда обнаружили пропажу…

- Лжешь!

- Если бы, мадемуазель… - скучающим тоном продолжал Эрик, не спуская глаз с несчастной девушки. – Не скрою, вы были мне интересны. Маленькая робкая мышка, искренне считавшая, что смогла укротить чудовище. Вы и теперь ничуть не изменились. Сидите здесь наедине с мерзким уродом, бродячим фигляром, ненавидите, презираете, и все же упрямо смотрите на меня, будто ждете чего-то. Знаете, я никогда не мог понять, чего вы ждете? Прошло десять лет, Дениза! За эти десять лет, пока вы влачили свой век благочестивой гувернантки, я объехал полмира, учился магии у цыганского костра и смерти в горах Пенджаба. Я убивал людей, моя дорогая, и, несомненно, убью снова. Для меня не существует законов, нет такого препятствия, которое я не устранил бы на пути к намеченной цели, и вы все еще надеетесь на спасение моей души? Какого черта вы вообще здесь делаете?

- Могу задать тот же вопрос, - холодно ответила молодая женщина. – Я не знаю, как ты жил все эти годы, и не хочу знать, но, клянусь, здесь тебе не место.

- Ха! И где же мне, по-вашему, место? – вскричал вдруг Эрик, вскакивая на ноги. – Где место живому мертвецу? Может, посоветуете пару адресов?!

Дениза готова была провалиться сквозь землю, лишь бы оказаться как можно дальше отсюда, лишь бы не слышать яростных раскатов громоподобного голоса и не видеть мучительных терзаний человека из забытого прошлого и кошмарных снов. Подобравшись, будто в ожидании удара, девушка затравленно наблюдала за ним, и сквозь высокую истощенную фигуру молодого мужчины ей мерещился силуэт самолюбивого мальчишки, гневно швырявшего когда-то ей под ноги разбитое зеркало. Она сразу и навсегда усвоила, что перечить Эрику в такие минуты равноценно самоубийству. Зато можно было ждать, молчать и слушать, пока неудержимая буря из отчаяния, извращенного самоистязания и жажды насилия не уляжется сама собой. С ужасом вспоминала Дениза истерические сцены, когда маленький деревенский дом в окрестностях Руана превращался в арену борьбы человека с собственным демоном. Разлеталось вдребезги стекло, пачками отправлялись в жерло камина чертежи, ноты и книги, которые она тут же с методичной сосредоточенностью спасала кочергой и просто голыми руками, потому что знала: пройдет гроза, и Эрик, дрожа от волнения, спросит, куда подевались все его сокровища. При этом к ней самой он никогда не притрагивался и пальцем. Девушка готова была поклясться, что он скорее выйдет на улицу с обнаженным лицом, чем причинит боль женщине… Однако теперь вокруг нее метался не мальчик, а взрослый мужчина, наделенный нечеловеческой силой, которому не однажды случалось убивать, и кто мог дать гарантии, что принципы не позволят ему поднять руку на свою бывшую гувернантку?

- Она была прекрасна… Невыносимо прекрасна, понимаете? – продолжал тем временем неистовствовать Эрик, и Дениза решила, что он начинает бредить. – Поэтому она не могла даже думать обо мне без содрогания! Поэтому она нашла вас… Чтобы с чистой совестью жить дальше, без меня! Уехать и забыть… Господи… И откуда только вы взялись с вашим проклятым милосердием?! Если бы не вы, она бы осталась. Она бы осталась, Дениза, и со временем приняла меня! Это вы, вы во всем виноваты, черт возьми!

Тут вдруг оглушительные крики разом оборвались, и девушке показалось, что человек перед ней за пару мгновений постарел на тридцать лет. Пошатываясь, как в дурмане, Эрик отвернулся, снял маску, отшвырнув ее, как придется, и с усталой обреченностью облокотился на высокий столик, заставленный неимоверным количеством флаконов, баночек и склянок всех сортов. И вот теперь мадемуазель Дюваль стало по-настоящему страшно. Одно дело – успокаивать ребенка, пусть и самого эгоистичного на свете, и совсем другое - видеть страдания незнакомого, в сущности, человека, от которого, тем не менее, невозможно отмахнуться просто так. А еще она вовсе не была уверена, что сможет взглянуть ему в лицо и снова не лишиться чувств. Давняя привычка забылась, да и уродство его, кажется, лишь усугубилось с годами. Жидкие пряди волос и полупрозрачная белая кожа, провалы глазниц под безбровными дугами, приплюснутый изувеченный нос и слишком тонкие губы… В любом случае, новый обморок стал бы последней каплей.
Не представляя, что можно сказать в такой ситуации, Дениза решила положиться на интуицию, поэтому тихонько поднялась на ноги, нашла среди творческого беспорядка маску и робко подошла к Эрику. Почувствовав присутствие молодой женщины у себя за спиной, он безумно напрягся, как взведенная пружина, а Дениза вдруг не к месту подумала, как дико, наверное, выглядит вся эта сцена со стороны.

- А знаешь, я до сих пор храню несколько твоих рисунков, - от волнения гувернантка едва сдерживала слезы, и начала говорить совершеннейшие глупости. – Помнишь, когда мы выбрались посмотреть на римские развалины? Мне приходилось бегать за тобой по камням, а ты еще издевался: «Быстрее, мадемуазель Дюваль! Быстрее!..» В итоге я вывихнула лодыжку, и тебе пришлось тащить меня домой, будто немощную старуху.

- Ну, скажем, не такую уж и немощную… - проронил вдруг Эрик.

Девушка так и замерла с открытым ртом, гадая, не послышалось ли.

- Что, прости?

- Хотя, конечно, надо было видеть ваши старания! Забавное зрелище. Не обижайтесь…

Дениза оказалась так потрясена этим насмешливо-игривым тоном, что не успела отреагировать, когда какая-то сила развернула ее, будто в вальсовом па и выхватила из безвольных пальцев лоскут черного шелка.

- Извините, мадемуазель, я был невежлив. На самом деле, ваше появление стало большой неожиданностью, а годы, проведенные вне вашего общества, жутко повлияли на мои манеры. Не думал, что когда-нибудь скажу это, но я рад снова встретиться с вами, Дениза. Иногда мне очень не хватало разумного мнения моей милой наставницы.

У девушки уже голова шла кругом от таких резких перепадов настроения бывшего подопечного. Враждебная настороженность мгновенно сменялась яростью, самое глубокое отчаяние – откровенным кокетством, а сейчас перед ней стоял учтивый молодой джентльмен, который мог бы без труда покорить сердце какой-нибудь эксцентричной красавицы. Мог бы, если бы знал об этом... И если бы этой самой красавице было наплевать на то, что скрывает маска. Неземной голос теперь казался еще прекраснее из-за теплых проникновенных обертонов, о существовании которых Дениза раньше даже не подозревала. Кажется, еще немного, и она готова была замурлыкать от удовольствия, как обласканная хозяином кошка.

- Ты и в детстве пел, как ангел… Но теперь… В последний свой час я буду слышать твой голос, и пусть Господь покарает меня.

Только это нежданное высокопарное признание сорвалось с языка Денизы, как в голове бешено возопил здравый смысл: «Проклятье! Серьезная взрослая женщина, а говорю, как глупая девчонка!.. И сколько сейчас времени? Как вернуться домой? Что, если кто-то узнал меня? О Боже…»

- Мне нужно идти. Немедленно! – выпалила гувернантка, уже представляя самые трагические перспективы. – Спасибо за помощь, но…

- Куда вы собрались? – спокойно поинтересовался Эрик, скрестив руки на груди, и с любопытством глядя на побледневшую в панике женщину.

- Домой… - жалко всхлипнула она, будто растерянный ребенок.

- Уже полночь, Дениза. В городе полно всякой швали. Не терпится нарваться на неприятности?

- А что мне остается? Я лишусь места, если кто-то узнает, что…

- …если кто-то узнает, что вы провели вечер в компании ярмарочного урода? – ядовито закончил фигляр за смутившуюся девушку.

- Я не это хотела сказать…

Изящный жест заставил Денизу замолчать.

- Вот что… - поразмыслив, медленно начал Эрик. - Я предлагаю вам остаться здесь и выспаться хорошенько, если, конечно, не побрезгуете. Рано утром, еще до рассвета я вас разбужу и доставлю домой так, что никто ничего не заметит. Где вы там живете?

- Флигель губернаторского дворца в Кремле… - пролепетала гувернантка, не успевая соображать.

Эрик издал какой-то неопределенный звук, обозначавший что-то среднее между веселым удивлением и уничижением.

- А вы неплохо устроились, мадемуазель! И все же… Я не променял бы своего шатра и на сотню таких, с позволения сказать, дворцов. Впрочем, это к делу не относится. Так как вы решили?

Дениза только жалобно посмотрела на него снизу вверх и беспомощно всплеснула руками.
Она привыкла сама принимать решения. Она всегда сама выбирала свою судьбу. Когда, будучи шестнадцатилетней девочкой, отказывалась от выгодного мезальянса, когда пошла в гувернантки, чтобы спастись от нищеты, когда переступала порог «проклятого» по местным поверьям дома… Просто потому, что не было рядом никого, на кого можно было бы положиться. Не было той пресловутой каменной стены и сильного плеча, которые большинством женщин ее возраста воспринимаются, как нечто совершенно естественное. За годы одинокой жизни она научилась и в законах разбираться, и гвозди забивать, и вообще надеяться только на себя. Она смирилась и была вполне довольна своей размеренной жизнью, но вот – череда нелепых совпадений, и роковая встреча…

Эрик осторожно накрыл ее невесть откуда взявшимся пуховым одеялом, в которое Дениза тут же закуталась до подбородка. Лежа на целой горе из подушек, она сама себе казалась то принцессой на горошине, то Шехеразадой в покоях могущественного восточного владыки. По алым сводам шатра бродили причудливые тени, отбрасываемые тусклым огоньком лампы, склонившись над которой тонким гротескным силуэтом, что-то задумчиво чертил на бумаге Эрик. Удивительно, однако, вся эта фантасмагория нисколько не пугала девушку. Напротив, по всему ее телу теплой волной разлилось спокойствие, умиротворение и странное, давно позабытое чувство защищенности. На фоне далекого гула ярмарочного люда монотонно стрекотал сверчок, но сон не шел, и Дениза принялась тайком наблюдать за Эриком сквозь ресницы. Все те же знакомые движения: вот карандаш на миг отрывается от бумаги и, послушный неуловимому движению пальцев, винтом взбивает воздух; вот в задумчивости запрокидывается голова, будто у темпераментного пианиста на освещенной софитами эстраде… Молодая женщина невольно улыбнулась, и тем самым обнаружила себя.

- Шпионите за мной, мадемуазель? – насмешливо поинтересовался Эрик и сверкнул желтыми искрами в ее сторону.

- Немного, по старой памяти, - призналась девушка, зная, что притворяться бесполезно. – Думаю, кто же ты такой…

Молодой человек отложил планшет и с любопытством повернулся к ней.

- В каком смысле?

- В прямом… Порой мне кажется, что ты и не человек вовсе, а тень или призрак…

- Тогда уж скорее, твой кошмарный сон, - деловито уточнил Эрик и слегка улыбнулся под маской.

Дениза, почувствовав это, тихонько рассмеялась в ответ.

- Нет. У меня не хватило бы фантазии вообразить такого персонажа, как ты, даже во сне. А вообще, так странно говорить с тобой, как будто… как будто ты…

- Будто я нормальный человек?

Мадемуазель Дюваль молча опустила глаза и услышала тяжелый, полный застарелой боли вздох, от которого заныло сердце.

- Эрик, прости, я…

- Не надо, - тихо донеслось из-за маски. – Засыпай, Дениза. Если хочешь, я спою для тебя.

Девушка робко кивнула и тут же скользнула в безмятежный мир грез, сплетенный из дивных печальных песен далеких стран.


3.

Проснулась она на следующее утро, резко, как от пушечного залпа; рывком села на кровати, минут десять тупо смотрела в одну точку на полу, и только тогда осознала, что находится в своей собственной уютной комнатке, на первом этаже весело гремит посудой румяная горничная, а облупившиеся часы с кукушкой показывают без четверти шесть. Грязные туфли стояли у порога, в кресле на цветастой шали лежали вчерашние атласные перчатки, шляпка и старенький ридикюль, а платье оказалось жутко измятым. Недоверчиво взглянув на себя в зеркало, Дениза очень постаралась сосредоточиться, но так ничего и не добившись, просто умылась, переоделась и рискнула спуститься вниз, чтобы сразу понять, что все-таки произошло и к чему готовиться. Каково же было ее удивление и облегчение, когда болтливая служанка широко улыбнулась в ответ на приветствие и, как ни в чем не бывало, протянула традиционную чашку кофе со сливками.

- Как спалось, барышня? Небось, поздно вчера пришли, загулялись с непривычки? Я уж хотела вас дождаться, да устала больно… Но это вы правильно, давно пора! Не все взаперти сидеть. А коли по-хорошему, так вам бы жениха найти. Оно, конечно, дело ваше, а все ж, нехорошо… незамужницей-то…

Дениза с трудом понимала скороговорку бесхитростной круглолицей горничной, но на душе вдруг стало так легко, горячие пирожки с вареньем оказались такими вкусными, а солнце так ярко осветило комнату, что, в конце концов, обе девушки переглянулись и расхохотались до колик в животе. Весь день после этого мадемуазель Дюваль летала, как на крыльях, и прямо-таки светилась, хотя объективных причин тому не было. Маленькая Аннет, не привыкшая к такому состоянию своей гувернантки, сначала насторожилась, но вскоре уже во всю радовалась, сама не зная, чему, видимо, просто из солидарности. То и дело мыслями возвращаясь к событиям вчерашнего вечера, Дениза слушала щебетание губернаторской дочки вполуха и рассеянно отвечала на сотни ее вопросов, чем, в результате, вызвала у юной кокетки вполне закономерные подозрения.

- Вы что, влюбились? – в конце концов, прямо осведомилась девочка с видом государственного прокурора.

Молодая женщина от неожиданности поперхнулась и выронила папку с нотами.

- Что за глупости! Конечно, нет. Почему ты так решила?

- Ну… Я уже десять раз подряд ужасно сыграла мазурку, а вы не заметили ни одной ошибки.

Гувернантка скрипнула зубами с досады, но взяла себя в руки и раскритиковала исполнение оставшихся произведений в пух и прах.

Так прошел день, другой, третий… Дениза смутно ждала чего-то, подолгу просиживая вечерами в садовой беседке, но ничего не происходило. То есть, совершенно ничего. Словно и не было потрясающей, почти невероятной встречи. Но стоило ей утвердиться во мнении, что все случившееся – не более, чем странный, удивительно правдоподобный сон, как перед глазами возникали бледные чуткие руки, а в голове совершенно отчетливо звучал голос, забыть который, однажды услышав, уже невозможно. Снова идти на ярмарку Дениза не решалась. Когда двенадцать лет назад Эрик сбежал из дома в Бонскуре, она месяц не могла нормально есть и спать. Как безумная, девушка, которой самой тогда едва исполнилось девятнадцать, объехала все окрестные деревни, но все было без толку. Полиция занималась куда более важными делами, а родители пропавшего ребенка к тому времени уже растили здорового и вполне симпатичного сына где-то на средиземноморском побережье и в ответ на отчаянное письмо молодой гувернантки прислали сухую благодарность за труды, рекомендацию и чек на тысячу франков.

Дениза сама не заметила, как по щекам покатились слезы. Разумеется, она солгала, когда заявила, будто ей безразлично, как Эрик провел все эти годы. На самом деле, теперь только это и занимало ее мысли. «Он сказал что-то насчет цыганского костра… Значит, сбежал тогда с цыганами, как я и думала. А потом… Пенджаб? Что это вообще такое?.. Музыкант, архитектор, изобретатель – базарный фигляр, бродяга и убийца? О господи…Эрик, да как ты посмел! Как ты мог? Почему? Черт тебя возьми…» Сунув руку в карман, чтобы достать носовой платок, девушка неожиданно почувствовала какой-то посторонний предмет, который оказался сложенным вдвое листком плотной бумаги, на котором красовались всего две строчки, выведенные знакомым прыгающим почерком. Однако понять лаконичное послание оказалось попросту невозможно. Дениза разбирала буквы до головной боли, переворачивала записку вверх ногами, но и без того отвратительный почерк превращал задачу в нерешаемый ребус. Только начисто позабыв о недавних слезах и разозлившись не на шутку, она вдруг все поняла, вскочила со скамьи, взлетела по лестнице в свою комнату, поднесла письмо к зеркалу и прочитала:

«Браво, Дениза! Если хотите узнать, почему у вас в кармане оказалась эта записка, приезжайте к шести вечера на Театральную площадь. Всегда ваш покорный слуга.»

- Будь ты проклят! – прошипела девушка, мельком взглянула на часы, собралась и вышла за дверь, сопровождаемая одобрительным взглядом горничной.

Площадь, конечно же, нисколько не изменилась за прошедшие три дня, чего нельзя было сказать о мадемуазель Дюваль. Вечер выдался ясный, но по-осеннему прохладный и ветреный, так что ей ни за что бы не пришло в голову добровольно отправиться на прогулку в такую погоду. Отметив про себя не слишком удачный выбор места встречи, молодая женщина сперва решила подняться на крыльцо театра, но затем передумала, представив, как будет выглядеть это странное свидание на виду у интеллигентной части публики, в основном, состоящей из ее знакомых, и спустилась обратно, смешавшись с толпой около палаток циркачей. В конце концов, это Эрику понадобилось, чтобы она пришла, а не наоборот (хотя он наверняка ни за что бы в этом не признался), так что пусть теперь поищет ее! С него не убудет…

- Кого-то ожидаете, мадемуазель? – поинтересовался вдруг кто-то прямо над ухом девушки.

- А вам какое… О, господи!

Обернувшись, Дениза не обнаружила рядом с собой никого, кто мог бы быть обладателем этого противного незнакомого голоса, зато неподалеку над головами прохожих виднелась черная широкополая шляпа.

- Позер несчастный!.. – пробормотала девушка, но не сдвинулась с места и сделала вид, будто ничего не случилось.

- Мадемуазель должна внимательнее следить за своими вещами… - повторил ехидный голос, и перед глазами гувернантки возник ее же собственный кошелек, который брезгливо держала за тонкий шнурок затянутая в перчатку рука.

Дениза сердито выхватила свое имущество, затолкнула поглубже в сумочку и уже набрала в грудь воздуха, чтобы высказать все, что думает насчет личности и поступков самовлюбленного, беспринципного, наглого и жестокого чудовища, но все эти эпитеты так и застряли в горле. Эрик, как всегда полностью облаченный в черное, на этот раз закрывал лицо не маской, а темной повязкой на манер пустынных кочевников, которых девушка когда-то видела на картинках в атласе.

- Не желаете пройтись? – своим обычным голосом осведомился он, слегка склоняя голову и касаясь полей шляпы.

Молодая женщина только тяжело вздохнула и засеменила рядом. Несмотря на самые мрачные ее опасения, почти никто в толпе не обращал внимания на их странную пару, а редкие удивленные взгляды уже через мгновение равнодушно соскальзывали на что-то гораздо более интересное, удивительным образом не узнавая уродливого волшебника, и Дениза поняла, почему Эрик выбрал местом встречи такое людное место. Тем не менее, девушка не могла не заметить, каких невероятных усилий стоил ее спутнику этот «выход в свет». Ловко избегая случайных прикосновений, он стрелой летел через площадь, так что, в конце концов, Дениза совершенно выбилась из сил и уцепилась за рукав его элегантного сюртука.

- Я больше не могу… Подожди… Постой минутку…

Эрик тут же остановился, в недоумении уставился на девушку, видимо, опешив от такой смелости, и невнятно что-то пробормотал, но Дениза, восстановив дыхание, решительно подхватила его под локоть и с вызовом огляделась по сторонам. После этого прогулка приняла гораздо более приятный характер. Шумный центр ярмарки остался позади и сменился безлюдными улочками, а вскоре и безлюдным живописным сквером с тенистыми аллеями плакучих берез, узорчатых рябин с яркими гроздьями алых ягод и боязливо шелестящих листвой тополей. Мягкий свет струился сквозь густые кроны и ложился на мощеные дорожки легкой дрожащей сеткой. Затянувшееся молчание, нарушаемое лишь задорными перекличками невидимых птиц, совсем не тяготило девушку, напротив, освобожденная от необходимости анализировать каждое слово, она совершенно расслабилась и позабыла обо всех недавних переживаниях. Покосившись на своего мрачного спутника, Дениза вдруг смущенно улыбнулась, порозовела, как юная барышня на тайном свидании, и крепче сжала его костлявую жилистую руку. Эрик, почувствовав это, надменно фыркнул, но затем как будто смягчился и стал рассказывать удивительные истории, в которых невозможно было отделить выдумку от правды. Впрочем, рядом с ним даже самые невероятные чудеса волшебных легенд казались почти осязаемыми, реальными и совершенно естественными. «Все это случилось, моя дорогая, когда луна была еще совсем молода, мечтательна и болтлива, как девица в бакалейной лавке, и очень любила поплескаться в прозрачных родниках Аннамской империи,» - так начиналась одна история. «Однажды некий король, имени которого я не имею права называть по моральным и этическим соображениям, плыл в своем маленьком челноке по одному из живописных горных озер…» - гласила другая. Постепенно увлекаясь, он разгорался, как уголья под пеплом, иронично посмеивался над собственными колкими комментариями, а Дениза и вовсе то замирала от восторга, то давилась от смеха, легко узнавая в сказочных персонажах настоящих деятелей современной политической арены.

Да, наедине. Да, с мужчиной. Даже не так… Наедине с Живым трупом, один вид которого повергает в ужас любого. Тогда почему ей так спокойно и хорошо? Почему так сладко сжимается сердце? И почему сейчас все остальное кажется нелепой бессмыслицей, чьей-то глупой неудачной шуткой?.. «Сколько же ему теперь лет?» – рассеянно размышляла Дениза, незаметно склоняясь головой к напряженному плечу. – «Вероятно чуть больше двадцати… Двадцать два? Да, так и есть… Вот уж не думала, что он станет таким высоким. Похож на мать… А ведь она была красавицей. Намного красивее меня… Господи, к чему это я?»

- Тебе пора возвращаться, Дениза… - неожиданно проговорил Эрик, осторожно высвобождаясь из хватки девушки. – Мне не следовало приглашать тебя.

Изумленная гувернантка оказалась застигнутой врасплох таким заявлением. Сказка закончилась.

- Я не понимаю… Но ты ведь хотел, чтобы я пришла! Что случилось? Я что-то сделала не так?

Эрик изящно пожал плечами и поправил повязку на лице.

- Ты не знаешь меня. Не знаешь, кем я стал. Ты не боишься меня, но это ненормально, и я не понимаю… Не могу понять, почему.

- Может быть, потому что для этого нет причин?

- Нет причин? – любезным тоном переспросил он, и молодая женщина запаниковала, ощущая приближение очередной бури. – Видите ли, моя дорогая, есть одна дама – очень капризная дама, надо сказать – которой я однажды принес клятву верности…

- Дама?

- Совершенно верно. Богиня, прекрасная, как звездное небо над Золотым храмом, и безжалостная, как румаль джемадара.

- Румаль? – жалобно повторила Дениза, чувствуя себя полной идиоткой.

- Как? Вы не знаете? – наигранно удивился он. – Что ж, сейчас вы все увидите своими глазами.

Девушка не успела даже сглотнуть подступивший к горлу комок, как в руках Эрика прямо из воздуха возникло что-то, напоминающее длинную и очень тонкую змею, но на самом деле оказавшееся скользким серебристым шнурком с петлей на конце. Предоставив гувернантке возможность во всех подробностях осмотреть жутковатый предмет, Эрик слегка повел кистью левой руки, и шнурок исчез так же незаметно, как и появился.

- Эта петля сломала шею не одному десятку представителей рода человеческого, и ни о ком из них я не жалею.

С минуту Дениза потрясенно смотрела прямо в черные провалы глазниц, а потом разрыдалась, как никогда в жизни. Эрик, не ожидавший такой реакции, может быть, впервые по-настоящему растерялся, но в итоге подхватил несчастную, будто мокрого котенка, и усадил на ближайшую скамью.

- Да как… как ты мог! Глупый… глупый мальчишка! – всхлипывала женщина, закрывая лицо руками. – Я терпела все твои выходки, я простила, когда ты расстроил мою свадьбу, и всегда – всегда, Эрик! – я защищала тебя! И не потому, что мне платили за это деньги, не потому, что жалела тебя, а потому, что верила: придет день, когда твой гений расцветет в полную силу. Я надеялась, что ты станешь великим человеком, который покорит весь мир своим искусством. Но ты предал… Предал самого себя! Я плачу по твоей душе, Эрик. И не боюсь, а презираю тебя. Но знаешь, что самое страшное? Это то, что даже теперь во мне нет ненависти.

- Дениза…

- Нет, помолчи! Помолчи и послушай меня, Эрик, хотя бы раз в жизни! Видит Бог, я имею право просить об этом. Я знаю, что тебя нашел тот человек из Персии. Не удивляйся, мне тоже кое-что известно. И ты, конечно, согласился, верно? Нет смысла пытаться переубедить тебя, все равно ты поступишь по-своему, но имей в виду – жажда власти погубит тебя, уничтожит даже то немногое, что еще отличает тебя от самого обычного заурядного безумного головореза. Это все. А теперь я пойду домой и с превеликим удовольствием продолжу влачить свой жалкий век благочестивой гувернантки. Прощай.

В прохладном вечернем воздухе взметнулся шлейф дешевых духов, парочка воркующих влюбленных едва не столкнулась на повороте с хрупкой заплаканной женщиной в темном клетчатом платье, а барышня под ажурным зонтиком указала дрожащим пальчиком на пролетевшую поперек аллеи зловещую тень. Молодой человек ничего не заметил и развеял страхи своей спутницы пылким поцелуем.

На следующий день Дениза сказала горничной, что больна, и заперлась в своих комнатах. Ни уговоры, ни головокружительные ароматы, доносящиеся с кухни, не могли выманить французскую гувернантку на свет божий, но румяная служанка не спешила беспокоиться и весело напевала себе под нос, свято веря, что все болезни приключаются исключительно от «любовной тоски». Между тем, время, остающееся до традиционного губернаторского бала стремительно сокращалось, и юная Аннет начинала потихоньку сходить с ума, изводя окружающих миллионами вопросов. Удостоверившись опытным путем, что никто не подходит на роль жертвы лучше, чем многострадальная мадемуазель Дюваль, девочка, как истинная дочь своего отца, сменила тактику и начала осаду флигеля. Сгорая от нетерпения поведать наставнице о своем новом роскошном наряде, она держалась только пирожными, которыми, к счастью, добросердечная кухарка снабжала ее по первому требованию. Накануне торжественного события мучения Аннет, наконец, вознаградились, причем самым оригинальным образом. Едва девочка зашла в садовую беседку, где в последнее время располагались ее штаб-квартира и наблюдательный пункт, как тут же заметила на столике большую коробку, перевязанную черной атласной лентой. Карточка, прилагаемая к коробке, содержала только имя получателя… Зато какого!

- Мадемуазель Дюваль!.. Мадемуазель Дюваль, вам посылка! – забарабанила в дверь Аннет, солнечным вихрем пролетев над лестницей. – Тут и записка есть: «Отважной Денизе Дюваль лично в руки.» Это ваш поклонник, да? Видите, зря вы так убивались! Он вас любит!

Дверь впервые за несколько дней распахнулась, и на пороге возникла бледная женщина с темными кругами под глазами.

- Что такое, дорогая? О чем ты говоришь?

Девочка гордо показала ей загадочный предмет, бесцеремонно юркнула в комнату и уселась на диване в ожидании вскрытия.

- Ну, давайте откроем поскорее и посмотрим, что там!

Соображая раза в три медленнее обычного, Дениза залезла в ящик стола, задвинула его обратно, и только потом вспомнила, что искала ножницы.

- Что ж… Давай посмотрим… - отрешенно согласилась она и вдруг добавила: - Отойди-ка подальше, милая… Еще не известно, что он туда засунул…

Аннет удивленно захлопала ресницами, но повиновалась, хотя уже в следующее мгновение не смогла сдержать экстатического восклицания. Из открытой коробки невесомой золотистой пеной рассыпались кружева. Осторожно подцепив нежную ткань, словно опасаясь, что из нее выползет семейство скорпионов, Дениза подняла, расправила ее, и восхищенному взору Аннет предстало самое красивое бальное платье из всех, что она когда-либо видела. Белоснежный дамасский шелк корсажа, дополнительное украшение которого было бы вульгарным излишеством, легкие муслиновые рукава…

- Господи помилуй! – вот и все, что смогла сказать молодая женщина, приложив драгоценный наряд к себе и подойдя к зеркалу, но затем покачала головой и сразу сникла. – Я его не надену. Это неприлично… Даже гувернантки императорских дочерей приходят на балы в простых синих платьях.

- Но ведь вы не их, а моя гувернантка! – с неопровержимой логикой возразила Аня. – И потом, это же бал-маскарад! Такое бывает только два раза в год, и вообще… Вы в нем такая красивая! Ваш поклонник хочет увидеть вас такой, и я тоже… Пожалуйста, мадемуазель!

Для усиления эффекта маленькая кокетка подбежала к своей наставнице и крепко обняла ее. Дениза беспомощно перевела взгляд с тонких кружев на кудрявую макушку девочки.

- Ладно… Только нет у меня никакого поклонника.

- Значит, будет!

На этой оптимистичной ноте разговор был окончен.

Тем временем, главный ярмарочный дом, обычно строгий и деловой, воплощавший порядок каждой своей деталью: от классического портика до аскетичного внутреннего убранства – постепенно, нехотя, будто ворчливый старый консерватор, преображался и стряхивал пыль с медных канделябров. Повсюду в просторных залах царила лихорадочная предпраздничная суета, начищались до блеска полы и зеркала, переставлялась освобожденная от чехлов мебель, и расцветали увитые лентами гирлянды. Работы, которым, казалось, не будет конца, благополучно завершились в срок, и к прибытию первых гостей придраться было не к чему. Изысканное и не очень общество заполнило сверкающий хрустальными люстрами дом в считанные минуты, весьма приличный для провинциального города оркестр грянул полонез, официально объявляя открытие бала, и долгожданный вечер заискрился, как шампанское. Молодежь ринулась танцевать в центр зала, господа посерьезнее заняли свои места за раскрытыми ломберными столами, а юная Аннет принялась горделиво расхаживать среди гостей, старательно отводя взгляд от порхающей в игривой мазурке старшей сестры. Дениза в свою очередь зорко следила за своей подопечной из укромного уголка в нише у окна, где изо всех сил пыталась спрятаться от внимания кавалеров. Это, к слову, оказалось не так-то просто.

- Ах, милочка, если бы я была так же молода и прелестна, как вы, то уж наверняка не стояла бы в сторонке, - авторитетно сообщила пожилая матрона, сверкнув бриллиантами на дряблой шее, и отправилась дальше по своим делам.

Дениза вымученно улыбнулась и забилась еще глубже в тень. Вообще, мадемуазель Дюваль, как большинство своих соотечественниц, очень любила и танцы, и всевозможные развлечения, однако не имела к ним привычки, и обычно все ее участие в торжественных приемах сводилось к исполнению на фортепиано какого-нибудь ансамбля вместе с воспитанницей, поэтому теперь, оказавшись предметом интереса благородной мужской аудитории, она чувствовала себя не в своей тарелке. Впрочем, скованность и неуверенность гувернантки происходили не только, и даже не столько от этой неожиданной популярности.

- Добрый вечер, мадемуазель Дюваль, - обратился вдруг к ней кто-то с сильным экзотическим акцентом. – Чудесно выглядите.

- Мсье Адиль! – воскликнула девушка, изумленно воззрившись на стройного смуглого мужчину во фраке, в полумаске и алой феске с шелковой кисточкой. – Благодарю. Как вы меня узнали? Полицейский опыт?

- Отчасти. Такое элегантное платье трудно перепутать…

- Перепутать? О чем вы?

- Я видел, как Эрик покупает его, и, признаться, сперва засомневался, не сошел ли он с ума. А потом он заявил, что поедет со мной только после маскарада, где должен кое с кем попрощаться. Тогда я вспомнил о вас, и теперь убедился в своей правоте.

- Значит, он действительно согласился? – упавшим голосом спросила Дениза. – Вы смелый человек, сударь, если сумели уговорить его.

- Не смелее вас, мадемуазель Дюваль, - с легким поклоном ответил дарога. – Если вы никому не обещали следующий танец, позволите мне пригласить вас?

- Разве у вас в Персии тоже танцуют гавот? – искренне удивилась молодая женщина.

- Нет, сударыня, но мне посчастливилось получить хорошее европейское образование, - с достоинством объяснил перс и сжал в своей руке пальцы гувернантки.

Войдя в круг веселых пар, Дениза жутко испугалась, что забудет и перепутает все движения, но отказываться было неприлично, поэтому пришлось сосредоточиться и вспоминать когда-то давно заученные шаги и фигуры. Дарога, как ни странно, оказался чутким партнером и приличным танцором, вовремя предупреждающим возможные заминки своей дамы, которая в результате пришла к заключению, что восточный господин довольно мил и даже привлекателен.

- И давно вы его знаете? – как бы невзначай полюбопытствовал перс, завершая второй тур по залу.

- Боюсь, даже он сам себя не знает, мсье. Скажу только, что вас угораздило познакомиться с самым опасным человеком на свете.

- Да, я уже имел возможность убедиться в этом… на практике, - мрачно усмехнулся дарога и закашлялся. – Что вообще может связывать такую женщину, как вы, с этим чудовищем?

- Ничего, сударь. Из-за него когда-то погиб мой жених.

- И вы простили его? – начальник тайной полиции даже сбился с шага. – После того, как он разрушил вашу жизнь?

- Эрик и вашу жизнь разрушит. Думаю, когда-нибудь он захочет уничтожить целый мир, но и тогда вы простите его так же, как я.

- Это еще почему?

- Не знаю, мсье Адиль, но я надеюсь, что так и будет. Если, конечно, он не задушит вас или вы его не застрелите. Благодарю за танец. Извините, мне пора идти: сейчас будет выступать моя воспитанница.

Аннет в своем нежном розовом наряде расцвела под доброжелательными взглядами публики, чопорно уселась за рояль и, раскрасневшись от усердия, трогательно спела «Венецианскую ночь». Старшая ее сестра исполнила короткую немецкую ариетту, вызвав шквал восхищенных аплодисментов, но все последующие барышни уже не имели такого успеха. В одной из боковых комнат разыгрывался любительский спектакль, в других играли в фанты и шарады, а кое-кто предпочел шумным увеселениям светскую беседу за ломящимся от угощений столом. Дарога тоже попробовал одно из незнакомых русских кушаний, но тут же отодвинул тарелку, попросил чаю и больше ни к чему не прикасался, кроме, разве что, десертов, которые оценил как приемлемые.

- Они действительно считают, что сахарный лукум имеет к этому тягучему недоразумению хоть какое-то отношение? – возмущенно вопрошал перс, демонстрируя Денизе маленький кусочек подозрительной сладости.

- Не имею чести знать, сударь, - улыбнулась девушка, подцепляя с соседней тарелки неопределенной формы комочек. – Это тоже мало напоминает парижские профитроли.

И оба, рассмеявшись, уже сделали шаг, чтобы вернуться в большой зал, но не тут-то было.

- Так вот, кто ваш поклонник! – радостно воскликнула Аня, ради такого случая покинувшая компанию подруг и няни. – Добрый вечер, мсье, у вас отличный вкус! Мадемуазель Дюваль такая красавица, особенно в этом платье, которое вы ей подарили!

- Аннет! – строго прервала ее гувернантка, но дарога подал знак, что беспокоиться не о чем.

- Вы не менее прекрасны, моя госпожа. А мадемуазель Дюваль, как оказалось, еще и замечательно танцует.

- Я вас узнала! Вы тот человек, которого мы встретили на ярмарке!

- Вот видишь, Аннет, мсье Адиль просто наш знакомый, а никакой не поклонник. Скоро он уезжает к себе на родину и расскажет все, что видел, его величеству шаху. Так что веди себя прилично, иначе все султаны и махараджи узнают, что дочь нижегородского губернатора не обучена хорошим манерам.

- Ну и что? – невозмутимо возразила девочка. - Индийские махараджи сами безмозглые старые ослы!

Дениза едва не упала в обморок от такого заявления златокудрого ангелочка в пышном платьице, перс поддержал обомлевшую девушку, но втихомолку одобрительно усмехнулся.

- Что за… Господи… Ты откуда такие слова выучила?

- Так волшебник сказал! – виновато потупив глазки, объяснила Аня. – Ему понравилось мое выступление, поэтому он подошел и подарил мне розу. Вот эту, смотрите, какая красивая! Она такая красная, потому что он наколдовал ее из огонька свечи… Представляете?
Молодая женщина схватилась за сердце.

- Во-первых, никогда не разговаривай с незнакомцами…

- Но у него голос…

- Никогда! Во-вторых, раз и навсегда забудь все эти жуткие слова. В-третьих, ступай к своей няне и не отходи от нее ни на шаг!

Понурая Аннет присела в книксене и побрела обратно в кружок подруг, прижимая к губам алый бутон.

- Что ж, очевидно, так он оповестил вас о своем приходе, - философски заметил дарога, опустошив бокал вина. – А индийские махараджи и вправду безмозглые старые ослы, если грызлись между собой, вместо того, чтобы объединенными силами давать отпор Британской Ост-Индской компании.


4.

- Приятно осознавать, что вы со мной согласны, однако, куда любопытнее было бы узнать мнение дамы на этот счет.

В небольшую угловую комнату вела только одна, распахнутая настежь дверь из главной танцевальной залы, Дениза могла бы поклясться, что минуту назад здесь, кроме ее самой, малютки Аннет и перса, никого не было, никто не мог войти незамеченным, и все же высокий тонкий силуэт резко, словно на старинной гравюре, проступал на фоне вечернего неба в окне. Идеальный графичный профиль маски, теперь плотной, а не шелковой повседневной; черный парик под мягкой фетровой шляпой, элегантный фрак под длинным плащом и ослепляющие белизной воротничок и манжеты. Прислонившись к стене, Эрик задумчиво разглядывал что-то видимое только ему, пойманное из тени ломкими пальцами левой руки.

- Я оставлю вас, - тихо проговорил дарога. – Мой господин… Мадемуазель, я буду за дверью.

Дениза молча кивнула и опустилась на стул. Щелкнул замок, музыка стихла, словно приглушенная ватным одеялом, средневековую сарабанду заладил пульс…

- Когда вы уезжаете? – спросила девушка, только чтобы что-нибудь сказать, не дать сгуститься раньше времени неотвратимо надвигающейся тьме.

- Завтра… На этом плавучем муравейнике, который наш персидский друг называет пароходом…

- Останься.

- Что? – бесстрастное лицо маски обратилось к молодой женщине. – Ты же знаешь, Дениза, уговоры бессмысленны.

- Я не собираюсь уговаривать. Просто останься.

Язычки свечей качнулись, потревоженные глубоким, порожденным неизведанной бездной вздохом, взметнулись складки плаща.

- Я не могу.

- Но почему? – охваченная внезапным волнением Дениза вскочила со стула. – Ты опять… Опять бросаешь меня! За что? Неужели ты не понимаешь? Все эти годы я молилась, чтобы когда-нибудь хотя бы услышать о тебе, а теперь… Ты думаешь, я бесчувственная? Думаешь, у меня нет сердца? Что я без тебя? Ты упиваешься своим уродством, лелеешь его, гордишься им, не замечая ничего вокруг! Боже мой… У тебя впереди целая жизнь, а ты собираешься вечно бежать от своих демонов без цели и опоры… Незачем ловить смерть – она сама придет, когда ты устанешь ее желать. Пожалуйста, Эрик…

- Вы сами не понимаете своего безумия, так не внушайте мне ложных надежд, - печальный голос наркотическим дымом растворялся в воздухе. – О, как было бы проще жить, не узнай я вас когда-то! Зачем вы с таким исступленный упрямством пытаетесь убедить чудовище в том, что у него есть душа? Вы всерьез полагаете, что ему станет легче от этого осознания? Бред! Если бы шакал обрел вдруг разум и услышал глас Божий, он бы умер с голоду. Монстр должен оставаться монстром, моя дорогая!

- Но ты не чудовище, ты человек, черт возьми, хочешь ты этого или нет! И что, если однажды ты сам в это поверишь? Что, если однажды ты полюбишь?

Слово сорвалось, как камень с горного склона. Эрик вздрогнул, как от удара.

- Никогда.

Где-то фальшиво гремел игривый котильон, вращался калейдоскоп улыбок и ярких красок неуемной жизни, совсем рядом, стоит только руку протянуть, набраться смелости и распахнуть скрипучую дверь. Но мадемуазель Дюваль уже поняла, что смелости не хватит, да и дверь заперта на ключ…

- Музыка – моя жена, смерть – любовница. Так будет всегда.

Эрик подошел к столу, отыскал графин красного вина и налил два бокала. Подняв один, он как будто опомнился, жутко усмехнулся и протянул его девушке. Дениза автоматически взяла фужер.

- Ты говоришь о любви, но при этом исправно падаешь в обморок, увидев мое лицо. О… Возможно, ты считаешь, что другие смелее или лучше тебя? Если так, то вы ошибаетесь, мадемуазель. А ведь я еще очень молод, Дениза! Господи… Женщины! Вы бросаетесь в постели к идиотам и палачам, но не в силах даже взглянуть на урода! Что это? Животный инстинкт? Примитивное руководство Природы? Объясни мне! Объясни или докажи, что я не прав.

В отчаянии он метался из угла в угол, как дикий зверь в слишком тесной клетке, а теперь остановился в шаге от девушки, испытующе глядя на нее сквозь прорези маски. Хрустальный бокал выпал из ее дрожащей руки, разбился об пол и забрызгал вишневыми каплями дорогие кружева.

- Ах… Прости, Эрик. Я даже не поблагодарила тебя за платье. Тебе не нужно было так тратиться, но все равно… Спасибо. И я даже не хочу знать, где ты его раздобыл.
Дениза воспользовалась этим неприятным, но совершенно обычным и каким-то фатально бытовым инцидентом, чтобы успокоиться самой, по возможности отвлечь Эрика от вопросов бытия, и вообще спустить сложившуюся ситуацию с небес на землю.

- А знаешь, этот дарога сначала жутко мне не понравился, а теперь, думаю, он хороший человек. Благородный, честный и, главное, благоразумный. Должен же кто-то присматривать за тобой! Мне кажется, вы поладите, - с напускной веселостью начала молодая женщина.

Элегантный жест руки, сорвавшийся вздох… Длинные пальцы остановились в дюйме от ее щеки и скользнули по контуру лица, коснувшись лишь выбившейся из прически пряди. Сердце пропустило один удар, и все тело девушки запылало, мгновенно отозвавшись на чувственную ласку этого властного движения.

- Бедная моя… - прошептал Эрик, отстранился, обошел комнату по кругу, простучав по стене какой-то замысловатый ритм и, вернувшись на прежнее место, невинным тоном заявил: - А не пройтись ли нам, мадемуазель? У вас тут на удивление приличный рояль. Может быть, подарим гостям немного небесной музыки?

Колдовство спало, будто цепи, и Дениза пришла в себя, чтобы тут же перепугаться не на шутку.

- Нет! Даже не вздумай.

- А то что? - полюбопытствовал Эрик, скрестив руки на груди.

- О… Прошу, не начинай! – простонала девушка, качая головой. – Концертная программа на сегодня закончена. Тебе что, не хватает публики на ярмарке?

- Это совсем другой уровень! – капризно возразил он. – К тому же, мне так хочется. Не бойся, тебе не придется краснеть за своего ученика.

- Не издевайся!

- Кстати, все это могло бы пойти тебе на пользу. Ты представляешь, какое жалование будут предлагать тебе благородные папаши, чтобы их сопливые отпрыски научились играть так же, как твой первый воспитанник? Подумай хорошенько!

- Я же попросила не издеваться, - несчастным голосом повторила Дениза.

Эрик рассмеялся, взял со стола второй бокал, отвернулся, приподняв маску, и быстро выпил все до дна, а потом снова заговорил. Серьезно, в сильном волнении, тщательно подбирая слова.

- Мадемуазель Дюваль… Я понимаю, что не имею права просить вас об этом, и все же… Я был бы счастлив, если бы вы… Нет, это просто смешно…

- Что, Эрик? Ты знаешь, я сделаю все, что угодно. В пределах разумного, конечно.

- Забудьте… Это все глупости.

- Нет, теперь договаривай. Я постараюсь исполнить любую твою просьбу.

Сжав кулаки, и напряженно подобравшись, он, наконец, собрался с духом.

- Вряд ли когда-нибудь еще мне представится такой случай, и вряд ли когда-нибудь хоть одна женщина сможет так же спокойно находиться рядом со мной, поэтому… Вечер подходит к концу, остался последний танец. Подарите мне вальс, Дениза.

У молодой женщины комок подкатил к горлу от беспредельной тоски, которой полнился этот ангельский голос, и болезненной простоты его просьбы. Внезапно перед ней открылось все его будущее в вечных скитаниях, нечеловеческих мучениях и абсолютном безысходном одиночестве. Вальс… Первый и последний. Единственный. И пусть она навсегда останется для него глупой занудливой девицей из далекого детства, пусть через пару лет он забудет ее имя, пусть эти десять дней останутся лишь бездарным интермеццо между актами великой трагедии, она не откажет. Ни за что.

Дверь отворилась. Яркий свет и сотни пронзительных взглядов, тихий шелест вдоль стен за лепестками раскрытых вееров. Она крепче сжимает его ледяную руку, он робко и неловко обвивает ее за талию. Только в России танцуют такие вальсы: безумные, летящие и злые, как февральская метель, отчаянные, как итальянская тарантелла, и страстные, как цыганская пляска. Он скользит над паркетом легко и свободно, словно призрак, так, что зеркала не успевают отразить его, и она летит вместе с ним, едва касаясь ногами пола, подхваченная нездешней силой. Черный кашемир плаща обнимает белые кружева платья, целый мир разбивается на тысячи осыпающихся звезд. Она то плачет, то смеется, забывая обо всем, закрывает глаза и мчится сквозь мрак, в его царстве, где маски не нужны, где слепнет взор и прозревает сердце. Раз-два-три, раз-два-три… Счет счастливых мгновений. Раз-два-три, раз-два-три… Отдается эхом в забытьи безвременья. Раз-два-три… Немного чуда, пока сменяются декорации.

Раз-два-три…

Раз-два-три…

Раз, два, три, четыре, пять, шесть… Плоский камешек длинными дугами пропрыгал по воде и утонул, оставив на поверхности лишь зыбкие круги, но и они через секунду растворились в волнах. Конечно, это не слишком интеллектуальное занятие – бросать гальку в серебристую зыбь реки, но что остается, когда медленно утекают сквозь пальцы последние минуты до отправления парохода? Хмурое небо нависло над городом тяжелой серой пеленой, а солнце потертым медяком виднелось за лохматыми краями туч, да еще порывистый западный ветер, вздымающий клубы пыли на дощатой пристани. На грязной и тесной палубе суетились рабочие, Дариус быстро погрузил вещи, благо, их оказалось совсем немного, и теперь в радостном нетерпении топтался у самого трапа, а дарога, облокотившись о перила, молча смотрел, как неподалеку пускает по воде камушки высокий человек в черном, и как зябко кутается в широкий красный шарф хрупкая женщина.

Под тонким шелком маски вдруг стало тяжело дышать. Он давно запретил себе чувствовать боль… Да что там, вообще что-либо чувствовать, кроме неутолимой жажды познания, и бесконечного стремления к совершенству. Но боль его не спрашивала. Будто ядовитая змея, заползла она в грудь и теперь извивалась голодной гадюкой в клетке ребер. Недопустимая внезапная слабость, за которую он проклинал себя и благодарил Небо, растревожила похороненную душу и подарила ему сомнение, смутную надежду… Только вот на что, Эрик не решался признаться себе даже в мыслях. Странная печальная женщина, красивая и строгая, точно такая, какой он помнил ее все эти двенадцать лет. Кажется, она что-то говорит, но это не важно. Он никогда ее особенно не слушал, хотя, возможно, стоило. Речная волна доверчиво лизнула сапоги… Довольно сантиментов. Сотни неизведанных путей ждут его впереди, вульгарная красота восточной роскоши, грандиозные планы и сладкая власть, страны и города, затерянные дворцы среди изумрудных джунглей, взбалмошные монархи, упоение и радость созидания. Опьянение вдохновением и свободой. Когда-нибудь он сможет остановиться и сотворит свою Галатею. Когда-нибудь, но не сейчас.

- Кое-кто очень хочет с тобой познакомиться, Дениза, - вдруг мягко проговорил Эрик, приближаясь к девушке.

- Опять твои шутки? – слабо улыбнулась она в ответ.

- Вовсе нет. Протяни руки, не бойся…

Молодая женщина удивленно вскинула бровь, но повиновалась. Костистые пальцы осторожно коснулись ее ладоней и сложили их лодочкой, словно у мусульман при молитве.

- Ну вот, теперь можешь познакомиться со своим новым другом.

Дениза подозрительно взглянула на него, ощутив в руках легкое царапанье.

- Спокойно, мадемуазель. Поверьте, на этот раз ничего страшного я вам не подсунул. Ну же, смелее…

С усилием проглотив слюну, прикусив губу и даже зажмурившись от страха, девушка раскрыла ладони и тут же восхищенно воскликнула:

- Боже мой, Эрик! Что это такое?

- Не «что», а «кто», моя дорогая, - менторским тоном заметил он. – Соловей, вообще-то. Очень артистичный экземпляр.

Девушка растерянно смотрела на маленькую невзрачную птичку с черными бусинками глаз, которая сердито встрепенулась, отрывисто пискнула и перелетела на плечо Эрика.

- Ты что, поймал соловья?

- Ну почему… Никого я не ловил. Он сам как-то раз решил присоединиться ко мне и, надо сказать, мы недурно спелись. Хотя низы у него слабоваты… Впрочем, это дело опыта.

- Но как… Ручных соловьев не бывает!

- Естественно! – подтвердил Эрик, почесав пальцем шейку птицы. Птица в ответ довольно проворковала. – Но куда же ему деваться, бедняге? С собой я его взять не могу. Прикажешь оставить его на улице помирать с голоду?

- Нет, то есть… Ему вообще скоро улетать в Африку!

- Безжалостная вы женщина, Дениза. Не нравится ему Африка… Зато очень нравитесь вы. Забирай уже его! - с этими словами Эрик пересадил птицу обратно на руку девушки, и совершенно серьезно обратился к соловью: - Приглядывай за ней, не то бедняжка до смерти так и будет плакать в подушку.

Птица смиренно присвистнула в знак согласия и вцепилась коготками в нежную бледную кожу.

Поднявшись на площадку перед трапом, Дениза на минуту отвела в сторонку перса и что-то тихо ему сказала, после чего подошла и протянула руку Эрику. Пассажиры, провожающие и просто зеваки брезгливо сторонились Живого трупа и, не скрываясь, тыкали пальцами, указывая на женщину в опрятном платье, возмутительно улыбающуюся ему сквозь слезы.

- Обещай, что станешь писать. Хотя бы строчку, хотя бы раз в год…

- Возможно, Дениза. Но лучше забудь меня, и будь, наконец, счастлива.

Тонкая рука в черной перчатке быстро коснулась полей фетровой шляпы, сверкнули золотом глаза в прорезях маски, взметнулся элегантный плащ, и Эрик взлетел по трапу, словно бестелесная тень, сразу, не оборачиваясь, устремившись в свою каюту и до полусмерти перепугав нескольких пассажиров. Дарога, стоя у борта, снял феску и сдержанно поклонился оставшейся на пристани девушке. Раздался протяжный, вырывающий сердце из груди, гудок, загудели машины, и набитое до отказа судно, отправилось в долгое утомительное путешествие до самого Каспия. Вокруг мадемуазель Дюваль как-то сама собой образовалась проплешина в людском столпотворении, усилившийся ветер едва не унес вслед за пароходом легкий красный шарф, а маленькая серая птичка жалобно защебетала и забилась к гувернантке под мышку.

Через месяц Дениза взяла расчет, собрала вещи и уехала в Петербург, а оттуда в одну из прекрасных северных стран, где скалистые горы отражаются в бездонных голубых озерах, а деревенские скрипачи рассказывают прелестным феям чудесные сказки об Ангеле Музыки.

Конец.

В раздел "Фанфики"
На верх страницы