На главную В раздел "Статьи"

Хлеб насущный

О том, что едят и пьют в романе "Призрак Оперы"

Елена ди Венериа

Елена ди Венериа


Всякий есть что он ест.
Людвиг Андреас Фейербах (Feuerbach) (1804 - 1872)
Немецкий философ-материалист, атеист.

Эрик
Персефона. III в. до н.э.

Романтические отношения, социальные проблемы, сатира, детектив - все есть в романе Гастона Леру "Призрак Оперы". За нешуточными страстями мы не замечаем никаких бытовых подробностей, а ведь бытовые моменты читать тем интереснее, поскольку они как нельзя лучше и полнее характеризуют персонажей. Специально придуманные или найденные по наитию - разбросанные по тексту подобные мелочи создают неповторимую атмосферу. Например, такой совершенно бытовой момент - хлеб насущный. "Вот еще, обращать внимание на то, что персонажи едят", - скажете вы. "Именно", - говорю я.

Давайте откроем роман и посмотрим, что же пишет Леру по поводу ну вовсе негероического момента - еда. Почему бы и нет? Культура приготовления и приема пищи подчинена традициям и наполнена ритуалами. Скажи мне, что ты ешь, и я скажу, кто ты, говорит народная мудрость.

Итак, глава третья. Прием по случаю ухода прежних директоров Оперы, Дебьена и Полиньи. За столом внезапно обнаруживается странный гость, чей внешний вид напоминает о пришельцах из загробного мира. Этот гость сообщил присутствующим о том, что только что Жозефа Буке нашли повешенным. Нет сомнения, что это Призрак Оперы, решивший посетить праздник. Он ничего не ест. Первая же ассоциация, которая приходит на ум, - это эпизод в романе Дюма "Граф Монте-Кристо", когда вышеупомянутый граф на приеме в доме Морсера тоже ничего не ест, даже персик, который предложила ему Мерседес. Объясняет такую невежливость он тем, что "в доме врага не едят". И другой момент, также приходящий на ум. Кто не может есть земную пищу? Только привидения, призраки. Таким образом Леру подчеркивает - пришедший на праздник гость - Призрак, чужак, он вне веселого общества, он принес дурные вести.

Эрик Двенадцатая глава. Рауль и Кристина тайно помолвлены. Виконт каждый день приходит в Оперу на свидания, и Кристина показывает ему свои "владения". Она кормит маленьких учениц балетной школы конфетами, навещает мастерские. А после обеда в ее гримерной влюбленные устраивают "маленькие пиры из трех бисквитов, пары рюмок портвейна и букетика фиалок на столе". Забавно, что в разных переводах это и рюмки, и стаканы (французское "verre", употребленное Леру в романе, имеет несколько значений). Возникает ассоциация с Советским Союзом и крымской Массандрой. А меж тем портвейн, или порто, - это португальское крепкое ликерное вино, изготавливаемое из специальных сортов винограда. Впервые название вина - порту - было употреблено в 1675 году. Официальное название "портвейн" закрепилось за вином в 1756 году. Примечательно, что в России стали производить крепкие вина типа портвейна с 1880 года, примерно во времена действия романа Леру. Пьют портвейн из специальных бокалов или же просто из рюмок (так называемых мадерных рюмок). Портвейн используют как аперитив, десерт. Французы пьют портвейн, как коньяки, - без или почти без какого-либо гастрономического сопровождения, наслаждаясь вкусом вина и приятной беседой. Итак, свидания Кристины и Рауля были весьма по-французски романтическими: цветы, портвейн, общество друг друга. Идиллия!

Следующая, тринадцатая глава, кульминация гастрономической темы! Эрик привел Кристину в свой дом, окружил ее заботой и вниманием. Там, в подвалах Оперы, разыгрался акт античной трагедии. Началась она с того, что Призрак, этакий Харон оперного театра, усадил дрожащую от страха девушку в лодку и отвез в свой таинственный дом, охраняемый "Цербером" - устройством, которое Эрик называет Сиреной. Вспомним греческие мифы. Персефона, дочь Зевса и Деметры, была похищена Аидом, властителем подземного мира (с разрешения отца, заметим в скобках - и разве отец Кристины не обещал прислать ей Ангела Музыки, которым и представился Эрик, чтобы завлечь девушку в свои сети?) Деметра так горевала, потеряв дочь, что Зевс попросил Аида вернуть Персефону на землю. Тот согласился, но перед тем, как отослать Персефону, ставшую к тому времени его супругой, дал ей гранат. Девушка съела одно зернышко и стала навсегда привязана к подземному царству. Отныне она могла находиться на земле только две трети года. Одну треть она должна была жить у Аида. Запрет на вкушение пищи в "подземном мире", мире мертвых, - один из важных запретов, являющихся элементом многих мифов. Этот запрет - как модификация запрета "не делать то-то и то-то, иначе случится беда". Кристина дважды нарушила запрет мифа. Эрик предупреждал ее, что она будет в безопасности, пока не коснется его маски, - но Кристина сорвала с него маску. Эрик, как Аид для Персефоны, приготовил для Кристины обед. "Я с большим аппетитом съела несколько раков, крылышко курицы, запила токайским вином…" - рассказывает Кристина Раулю на крыше Оперы.

Эрик Токайское - венгерское десертное белое вино. Широко известен афоризм Людовика XIV: «Вино королей, король вин», родившийся после дегустации этого вина. Таким образом, это лучшее, что мог предложить Эрик Кристине. А что он предложил ей на обед? Куриное мясо и раки. Открываем поваренную книгу и читаем в ней, что... это сильные афродизиаки. Еще греческие жрицы любви употребляли в пищу куриное мясо и раков. Что же, Эрик, ваши намерения вполне теперь ясны.

Но вернемся к мифам. Нарушив запрет на еду, Кристина оказалась связанной с Эриком - она дала слово навещать его и сдержала обещание. Маска, которую она сняла, привела, как мы знаем, к еще более страшным последствиям.

Как мы видим, еда - немаловажный элемент, уводящий нас в глубины мифологии и символизма, а не просто украшение романа.

А вот декоративный элемент вносят как раз упоминания различных напитков. Рауль приходит в гости к старику Дааэ после нескольких лет, прошедших со дня их последней встречи, и Кристина подает чай - милое незатейливое гостеприимство. Балерины в своих гримерных балуются черносмородиновой наливкой - оборотная сторона блеска и славы театральной жизни. Карлотта пьет горячий шоколад, когда ей приносят записку от Призрака Оперы, - как подслащивание горькой пилюли и штрих к образу испанской примы. Эрик, спасший в итоге Перса и виконта от гибели в камере пыток, потчует дарогу микстурой и отпаивает его чаем, куда накапал немного рома, - еще один кирпичик к образу Призрака, на этот раз он предстает в домашней обстановке, спокойный, где-то даже заботливый, "другой" Эрик.

Расставляя по тексту "вкусовые" акценты, Леру добивается тем самым - намеренно или случайно - оживления, одушевления эпизодов, придавая им законченный, гармоничный и даже пикантный вид. Зачастую мы даже не обращаем внимания на подобные мелочи, они оседают в голове, чтобы всплыть при удобном случае.

Наливая золотистое, как глаза Эрика, токайское, я вспоминаю историю несчастного Призрака Оперы и салютую ему бокалом.

Приятного аппетита!


Наверх